тяжелую незапертую дверь, змейкой скользнул за окно. Лес казался ближе, чем был. Круглые стебли тысячелистника, высокие, жесткие, мешали бежать, отбрасывали резкие тени, делая поле похожим на гигантскую черную паутину.
А потом из этой паутины выступила фигура, опрокинула наземь, чуть не сломав ему запястье, подхватила и унесла. Кто из двоих это был – Йири не понял. Теперь мало что имело значение.
…Крошечная ступенька, руки сильно растянуты в стороны, – их держат ремни. Стоять очень трудно, все мышцы, особенно руки, сводит боль, и нельзя издать ни звука – тогда наказание продлят…
Один раз он не удержался на ступеньке, повис. На его крики пришли не сразу. Потом старик дал младшим серьезный нагоняй за такую небрежность – мальчишка повредил плечо и, сложись все немного иначе, мог остаться калекой.
Понемногу он привыкал к боли и беззащитности, начиная воспринимать их как должное. Конечно, закон не одобрил бы действий Сэнхэ и этих двоих, но где был этот закон?
С ночи, когда его вернули в дом, Йири понял, что так распорядилась судьба. И воля оставила его – теперь мальчишку несла река. Говорить он почти перестал. От него требовали не просто покорности – слуги должны улыбкой встречать приказ. Уголок рта не мог дрогнуть без позволения. И он понемногу учился этому. Он уже мог понимать порывы собственного лица и тела и гасить их, заставляя себя быть тем, кем его видеть хотели. Но он все еще пытался сделать из своего умения маску, которая прячет все, что внутри. Но потом маска разбилась.
…В это утро он еле двигался, после того, как ночью несколько часов снова провел на ступеньке. Почему-то именно ему приказали прислуживать за завтраком. Мыслей не было – в голове мешались какие-то обрывки картинок и слов. Сначала он несколько раз оступился, и в довершение большая узорчатая миска выскользнула из рук и раскололась на несколько черепков. Йири опустился на колени и замер, не смея поднять глаза. Горло пересохло. Он даже дышать не мог. Тем более умолять о прощении, которого – он знал – не может, не должно быть.
Услышал голос старика, как – будто немного удивленный.
– Что-то ты совсем не в себе. Возвращайся на место.
Йири с трудом поднялся, склонился и вышел. Он еще сумел добраться до своей каморки, но там просто сполз по стене и замер, прижавшись виском к шершавому дереву. Он даже думать не мог о том, что с ним сделают. Все тело болело, особенно руки. Хотелось стать частью стены, ни о чем не думать, не чувствовать, не испытывать страха – скулящей тягучей тошноты.
Старик вошел в комнатку – Йири не хватило сил на приветствие. Он знал, что увеличивает размеры своего проступка, но не способен был шевелиться.
– Да ты весь горячий, – сочувственно сказал старик, склоняясь над Йири. – Давай-ка ты ляжешь.
Он помог ему встать и дойти до лежанки. Йири смотрел на него затуманенными глазами, полными мольбы и недоумения. Почему с ним говорят столь мягко? Старик достал какую-то
