само идет в руки. Иначе упустишь многое…
– Может быть.
– И все же я сделаю это для тебя… хоть ты и странный. Другой бы упрашивал… ты будешь никем, если не научишься жизни.
– Жизнь разная.
– Нет, она одинакова, – Ялен качнула головой. – Поверь мне, я знаю. Я выросла в Алом квартале. И моя мать…
Ялен высоко ценили даже знатные господа, чем она пользовалась с естественностью котенка. Однако она вовсе не была безобидным зверьком – хитрая и во многом жестокая для своих пятнадцати лет. Она получала богатые подарки, одни из которых тут же продавала, а другие копила с упорством и жадностью горной острозубки. Однако она всегда возвращалась к Йири, и многие драгоценные вещицы обретали хозяина уже в его лице. Ему они были глубоко безразличны, однако спорить с Ялен стал бы не каждый. Йири не спорил. Он вообще никогда никому не перечил. Если Ялен нравилось вытаскивать его то на одно, то на другое зрелище, если это позволяла Нэннэ – он просто принимал все, как должное. Многих удивляло упрямое желание Ялен держать при себе мальчишку, который не мог дать ей ничего и, по совести, вовсе не был так уж ей восхищен, хоть и подчинялся ее прихотям в меру возможности.
А лето в Алом квартале казалось особенно жарким. От жары немного спасал холодный кисловатый сок, разбавленный водой, и ледяные отвары трав с мятным вкусом. На всех углах продавались сладкие стручки, облитые чем-то розовым и тягучим, спелые плоды и леденцы со вкусом плодов – желтые и зеленые.
Йири привык к постоянному шуму, к разноцветным фонарикам, которые переполняли сады и улочки по ночам, к музыке и улыбкам, за которыми часто пряталась страсть – ненависть или любовь, без разницы, тем более что часто одно переходило в другое.
Тот человек был весьма высокого рода, причем отличался отменно вежливым обращением даже с ничтожнейшими из слуг. Когда он изъявил желание забрать Йири в свой дом, Нэннэ ощутила радость и облегчение. Ее ученик получил должную огранку, и пора было ему начать иную жизнь. Бывшая красавица по-своему привязалась к мальчишке, и рада была пристроить его в хорошее место. Когда Нэннэ распорядилась, что он должен оставить Сад, он принял это без слов – как должно, и без улыбки. Не обрадовался, но и не огорчился вроде. На колено опустился, голову послушно склонил – а лицо медленно теряло краски. Нэннэ что-то заметила – но ей было не до того. Отпустила мальчишку, велела пока дожидаться. Йири вышел в коридор – и там остался, не двигаясь больше. Прислонился к стене и замер, глядя в одну точку. Казалось, что он рассматривает узор над аркой, ведущей в крытую галерею. Нэннэ случайно вышла следом за ним и увидела на его лице маску неживого спокойствия – того безумного ужаса, который превращает человека в лед – и бесполезно пытаться добиться чего-то. Человек не в силах будет сдвинуться с места – и так умрет скоро, сердце не выдержит. Или, напротив, помчится, сломя голову, пытаясь спастись от стоящих перед глазами картин – и может свернуть себе шею или разбить голову, не способный понять, куда он бежит.
Нэннэ и не подозревала, что больше полугода назад, когда Отори хотел оставить Йири в гостинице, он видел мальчишку таким.
