нерешительно отвечает он.
Ей нужно быстро произнести эти слова, пока у нее не сдали нервы.
– Это он, Адам. Это он!
– Ромилли, – начинает он со вздохом. – Пожалуйста…
– Так и есть. Я знаю, что…
– Пойми, далеко не все с ним связано. Не каждое убийство, не каждая смерть…
– Нет, Адам, послушай…
– Ладно, тогда расскажи мне. Почему ты так уверена?
Ромилли делает паузу. Она целый день копалась в интернете, внимательно прочитывая каждую новостную заметку, каждую статью, которую только смогла найти. И все равно не знает. Не знает, почему неожиданно ощутила себя такой испуганной, такой неуверенной. Словно весь мир вдруг перекосился.
– Просто я чувствую… – начинает она.
При этих словах его лицо меняется. От сочувствия до едва скрываемого раздражения.
– Просто чувствуешь? Да ладно! Ты себя-то слышишь сейчас? – Он складывает распечатки в аккуратную стопку. Ромилли узнает этот жест – пренебрежение. Разговор окончен.
– Но, Адам…
– Как ты вообще? – перебивает он. – Все еще встречаешься с доктором Джонс?
– Я не сошла с ума!
Адам не отвечает. «Да ну?» – слышит она у себя в голове.
Поскольку если это не безумие, то что же тогда? Адам всегда был самой здравомыслящей стороной в их браке. Человеком, который успокаивал ее, заставлял задать себе вопрос: что реально, а что лишь родилось у нее в голове.
Но сейчас это не его роль. Они разведены; она с Филом.
Фил гораздо лучше ей подходит. Они работают в одном и том же месте – он хорошо понимает, с какими трудностями приходится иметь дело, работая в Национальной службе здравоохранения, пусть даже он инструктор по лечебной физкультуре, а она онколог. Адам слишком много пьет. И никогда не занимается спортом, в отличие от ее нового бойфренда, для которого это едва ли не культ. Она знает, что тело у Фила гораздо привлекательней, хотя Адам никогда не был дряблым. Жилистый и гибкий, с метаболизмом, сжигающим энергию от одного лишь голого драйва. И раньше, в самом начале…
Ромилли вдруг замирает. Что это за запашок? Которым пропиталось все вокруг… И впрямь: на столе у Адама она замечает пачку сигарет и зажигалку.
Ромилли выпрямляет спину.
– Ты опять куришь? – восклицает она громче, чем намеревалась.
На лице у него мелькает виноватое выражение, прежде чем смениться гневом.
– А это-то тут при чем?
– С твоей-то историей?
Он расправляет плечи – вызывающий жест.
– Ты не в том положении, чтобы указывать мне, что делать, Милли.
– Как твой врач…
– Ты не мой врач. Только не сейчас. И никогда им не будешь.
Она чувствует, что напряглась всем телом. Пристыженная его недоверием касательно убийств, ловит себя на том, что легко поддается знакомому раздражению.
– Ты ведь понимаешь,
