песню.
Отчасти я погрешил против истины; эти стихи были написаны по иному поводу – мне хотелось разобраться в собственной душе и понять, каковы же мои истинные желания. Взоры гостей устремились на меня, однако, не испытывая ни малейшего смущения, я ударил по струнам и смело запел:
Веселиться средь друзей
Я буду до скончанья дней.
Мне никто не запретит,
И Богу это не претит.
Оленя гнать,
Петь, танцевать
Я сердцем рад.
Среди забав
Мой легок нрав,
Мне нет преград.
Юность время проведет,
Смеясь, флиртуя без забот,
Круг друзей тогда хорош,
Когда приятность в нем найдешь.
Безделье – мать
(Как то не знать)
Пороков всех.
Хорош ли день,
Где правит лень,
Где нет потех?
Коль компания честна,
То привлекает нас она.
Коль плоха, то быть в ней срам.
Но каждый волен выбрать сам.
В честной гулять,
Худой бежать
Намерен я.
В добре лишь прок,
И прочь порок —
Вот цель моя[28].
Я написал эту песню для себя и о себе самом, но когда прозвучал последний куплет, раздались бурные рукоплескания. Очевидно, мне удалось затронуть сокровенные чувства слушателей – как любому хорошему лицедею. Меня глубоко растрогало их одобрение.
Уилл:
К сожалению, сомневаюсь, что в том зале кто-то был тронут подобно вам, Гарри, хотя зрители поневоле слушали вас внимательно. Должно быть, вы выглядели на редкость красивым и казались настоящим героем, когда стояли перед публикой. Именно это, вероятно, и взволновало их, а не ваше простенькое сочинение.
Кстати, Кэтрин, думаю, я должен принести вам извинения за отвратительные замечания Генриха о вашей семье. Поймите, что он не всегда испытывал такие чувства, и, несомненно, его враждебность никогда не распространялась на детей.
Генрих VIII:
В первый день нового, 1510 года все придворные – от благороднейшего герцога Бекингема до самого юного поваренка – собрались в Большом зале на официальную церемонию вручения подарков. Я решил сделать ее главным событием рождественских праздников и тем самым основать новую традицию. Благодаря Уолси и его неустанным стараниям король смог одарить каждого. Изысканный носовой платок вручили тщеславному гардеробмейстеру, бутылочку испанского вина из Опорто – обожавшему его повару, четки – новому священнику дворцовой церкви. Для близких мне людей я выбирал подношения сам. Уолси получил роскошный шерстяной ковер из Турции, добытый ценой немалых усилий и огромных денег (ведь я уже знал, какой тонкий у него вкус). Екатерину я порадовал украшенной самоцветами Библией (хотя пока не воспринимал всерьез набожность жены). Для Уорхема, Фокса и Рассела я приготовил
Перевод А. Лукьянова. Эта песня (слова и музыку к которой написал Генрих VIII) исполняется до сих пор.
