королевы, притащив чистое белье, лекарства и медицинские инструменты.
Моя жена заходилась криком, испытывая древние муки деторождения. Лишь к рассвету ее страдания закончились: младенец, уродливое недоразвитое существо, покинул чрево на три с половиной месяца раньше положенного срока. Мертвое дитя унесли в унылых рассветных сумерках и закопали в неизвестном мне месте. Я пребывал в страшном расстройстве и не хотел даже слышать о церковных обрядах.
Сумеречный утренний свет пробивался через шторы, когда я пришел навестить Екатерину. Побледневшая и покрытая испариной, она лежала на кушетке, а слуги перестилали ее кровать, убирая пропитавшееся кровью белье. Королева сжимала в руках распятие. Она напоминала мертвеца с полуоткрытым ртом. У меня мелькнула чудовищная мысль: как уродливо выглядят роженицы. Я не узнал мою Екатерину, передо мной была пятидесятилетняя старуха с суровым незнакомым лицом.
Я опустился перед ней на колени, но она спала глубоким сном и даже не шевельнулась. Наконец я поднялся и покинул опочивальню. Несмотря на бессонную ночь, усталость совсем не мучила меня, напротив, мной овладела необычайная жажда деятельности. Я решительно вернулся в будуар жены, где по-прежнему горели факелы, освещавшие наш бал, и погасил их, а затем бодро направился в свои покои. Рассвет выдался отвратительный. По стеклам хлестал мокрый снег. В коридорах стоял холод.
Раньше я с нетерпением ждал зимы. Мне хотелось морозного снежного Рождества, и вот оно наступило. Достаточно было приказать, и любое мое желание исполнялось… Или так мне казалось…
Ведь то, чего я хотел больше всего на свете, что всеми силами стремился сохранить, пропало безвозвратно.
18
Уилл:
Да, по-видимому, Гарри утратил магическую власть над судьбой, дарованную ему в качестве искушения на столь краткий срок. И он проведет в попытках вернуть ее последующие двадцать лет – в эти годы произойдут самые разнообразные события, однако чудо так и не свершится. Они прошли для него мучительно, хотя существенно не затронули и не изменили его, лишь привели в смятение, породив гнев, смешанный с обидой, поскольку он, Генрих, король Англии, был отдан на милость ведьмы.
Генрих VIII:
Если бы даже я приказал, радость не озарила бы мою душу. Печаль надолго воцарилась во дворце и омрачила первые месяцы наступившего нового года. Мы с Екатериной, вместе переживая нашу утрату, сильно сблизились, объединенные общим горем. Мы заказали и посетили несколько особых месс, это еще больше укрепило наши набожность и благочестие. Я ни с кем не мог поделиться своим горем, поскольку произошедшее касалось лично меня, моей венценосной особы. А Екатерина… Да, Екатерина принадлежала к королевскому роду, и она понимала меня…
Когда наконец ее здоровье полностью восстановилось, я вдруг обнаружил, что единодушие и взаимное сострадание привели к новым отношениям в супружеской постели. «Как странно, – с удивлением подумал я тогда (и до сих пор удивляюсь), – дружба,
