style="font-size:15px;"> – Ты чего, Алёнка, совсем дурная? "Когда все закончится", – передразнил он. – На кого нацелился Дремучий Лес, такие люди не возвращаются, когда все закончится.– Так может оно и к лучшему – тихо проговорила девица. Пальчики теребили концы повязанного на шее плата. Теперь плат был целый. Она никому не позволила забрать кусок, дарованный лесом, хотя никто особо и не пытался. Тем же вечером аккуратно пришила его на положенное место и вновь повязала на шею. Теперь через плат в тело будто вливалась некая таинственная сила. Воображение наверно.
– Кому я нужна? – она вздохнула. – Тётка ругает, девчата насмехаются, а прочие жители, вон, отправили с глаз долой…
Петрусь так и встал. Вот тебе и дура девка. Про Алёнку всегда и все говорили, мол, не от мира сего, повредилась умом в детстве, когда мамка её пропала. Не понимает, де, ни насмешек, ни злости. А на тебе. Все она понимает.
Алёнка, казалось, уже забыла о произошедшем, увлёкшись на сей раз огромным муравейником. Мураши шустро сновали вокруг босых ног. На загорелом личике девицы играла беззаботная улыбка.
Петрусь медленно пошёл следом. Наверное, у неё просто нет другого выбора. Когда за тебя некому заступиться, легче вести себя вот так, чем постоянно страдать и ныть…
Он поглядел на её хрупкую фигурку, на босые ноги и латаное платье. Нахлынуло вдруг желание обнять, приголубить. Защитить.
А что? Настоящее мужское желание. Тятенька часто сетует, что де тебе, Петрусь ужо восемнадцать зим, а ты все никак не повзрослеешь. Это ли не взрослость, взять на себя заботу…
Ага. Даст тебе мамка по хребтине хворостиной за такую заботу. Чай уже приглядела для тебя девицу из соседней деревни. Не такая спорая, как Алёнка, зато с сильным и богатым родом за плечами. Это ещё его, Путруся, станут оценивать, достоин ли.
Он поглядел в спину Алёнки. Эх, кабы к ней надо было сватать, все было бы гораздо проще. Кроме тётки Парасковы, которая и сама рада бы избавится от такой обузы, за девку некому заступится. А это значит…
В груди сделалось горячо. А ведь девицу и правда изгнали. Дремучий Лес не сегодня завтра заберёт её, и следа не останется. Так сказала тётка Севея, а прочие кивали-соглашались. Поэтому и решили отправить её подальше от деревни в заброшенную охотничью избу. А ему, Петрусю, велели проследить, что дойдёт, назад не повернёт.
Но ведь до того, как Лес её заберёт, она никому не нужная будет жить совсем одна одинёшенька…
Мысли тёмные, недобрые нахлынули скопом и застлали взор. Пальцы скрючились, словно он уже удерживал её хрупкие руки, чтобы не вырвалась, не убежала…
Петрусь встал и тряхнул головой. Что за наваждение? Ему сделалось стыдно. И одновременно сладко от темных мыслей, что не ушли совсем, а притаились рядышком, совсем близко…
Страшась этих мыслей, глянул вперёд. Алёнка склонилась над гнездом незнакомых Петрусю птах. На лице умиление, губы вытянулись в трубочку и – фью, фью.
– Что за тупица мне
