понять, к чему ведет председатель облисполкома.
– Я не о тебе говорю, – улыбался Климанов, неожиданно переходя на ты, – хотя и тебя упрекнуть можно: слишком уж темные стороны в твоих статьях выпирают. Неужели ты ничего светлого в своем районе не видишь?
Анохин решил, что на этот вопрос отвечать надо, и заговорил:
– Ну почему же…
Но Климанов перебил его, остановил каким-то мягким движением своей белой руки, поднятой над столом.
– Я понимаю, понимаю: тебе хочется поскорее избавить быт наш от всего наносного, мешающего идти к коммунизму. Это я понимаю… Потому ты и выпячиваешь, как говориться, вытаскиваешь за ушко на солнышко весь этот негатив… Но ведь нужно все соизмерять, показывать как не нужно жить и как нужно: где тупик, а где большая дорога. Без этого нельзя… Представь, что будет, если все мы начнем говорить, писать, только о том, что у нас плохо. Что же получиться? У читателя вместо борьбы с недостатками, руки опустятся. Начитается он наших речей и статей, плюнет, скажет, вовек не разгрести эту грязь, и как свинья, в ней утонет. Нет, нет, ты мне не говори… нужно, я не возражаю, нужно и под ноги смотреть, грязь показывать. Если она есть, от нее никуда не денешься. Но и на небо надо поглядывать, вдаль, на горизонт смотреть, иначе влезем в лужу, будем кружиться в ней, горбатиться и кричать: грязь, грязь кругом! – а лужайка-то зеленая рядышком, подними голову и шагни…
Анохин понимал, что это всего предисловие. Но к чему?
– А какие у тебя отношения с коллективом, с редактором? – спросил уже другим, мягким голосом Климанов, и Николай понял, что разговор переходит к главной теме.
Он шевельнулся в мягком кресле, сел удобнее. Кресло было низкое, и получилось так, что председатель облисполкома возвышался над ним, смотрел свысока своим радушным взглядом. Добрый бог, готовый миловать, поддерживать, если будешь чувствовать себя маленьким, не будешь стараться выбраться из кресла, из своего придавленного к полу положения.
– С коллективом? – переспросил Анохин. – Нормально. Я как-то не задумывался… Работаем. Ни склок, ни скандалов нет. А с редактором? Вы же его знаете… Василий Филиппович уже десять лет…
– Ну как же, знаю, знаю. Но хотелось твое мнение услышать. Я-то его знаю, как начальник, а ты как подчиненный. А это, – засмеялся Климанов, – как говорят, две большие разницы. Слышал поговорку: ты – начальник, я – дурак; я – начальник, ты – дурак.
– Василий Филиппович редактор толковый… В расцвете сил. Деловой, опытный. Приятно работать с ним. Кроме хорошего никто о нем ничего не говорит… Он не грубит, не лезет в личные дела…
– Значит, работой своей ты доволен?
– Жаловаться стыдно, – повторил Анохин.
– А мы хотели предложить тебе другую, самостоятельную. Как ты на это смотришь?
– Смотря какую?
– Ты слышал, должно быть, в комсомольской газете, где ты часто печатаешься, вакансия редактора. Я хотел тебя рекомендовать…
