Некогда купаться.
– Бегу, бегу, – подхватил ее шутку Анохин и помчался назад, к иве, где лежала его одежда.
Хоть и шутил, но неприятный осадок остался. Сарычев словно нанялся испортить ему день.
Если бы Анохин знал, что сейчас твориться в душе Сарычева, как оглушен, потрясен он тем, что Зина выходит замуж, он бы посочувствовал ему. Сарычев в последнее время думал о Зине все чаще и чаще. По вечерам она не выходила у него из головы. Жили они на одной улице, через два двора. Учились в одной школе. Зина была моложе его на пять лет, и, может, потому не обращал он на нее внимания, что в сознании Сарычева она была худой незаметной девчонкой. После школы Зина поступила в институт, уехала в Тамбов, и он ее три года не видел. Не попадалась на глаза, пока прошлой весной не столкнулся с ней возле своего дома. Заехал пообедать, выскочил из машины, а она идет мимо в легком голубеньком платье, помахивает веткой сирени, смотрит на него, улыбается:
– Здравствуй!
– Зиночка! – ахнул он, ошарашенный ее весенней свежестью, красотой. – Ты ли это?
– Я, – засмеялась, засветилась девушка. – Не узнал, зазнался?
– Как хороша! Встретил бы в Тамбове, сроду бы не узнал. Как располнела!
– Ну, уж, располнела. Скажете…
– Не располнела, это я неточно, извини… Налилась, как вишня, схамать хочется! Скоро заканчиваешь учебу?
– Год еще.
– А потом куда? Назад?
– Обещают в нашу школу взять.
– Ну и работку ты себе придумала? Всю жизнь в школе.
– А у вас лучше?
– Чего ты меня на вы, прямо неудобно. Разве я дед?
– Ага, – глянула на его погоны девушка. – Капитан.
– Капитан, капитан, улыбнитесь, – пропел слушавший их разговор шофер, посматривая на них из милицейского «москвича».
Зина поразила Сарычева тогда, да и шофер подлил масла. Когда возвращались, он сказал: «Хороша соседка у тебя!.. А какими восхищенными глазами она на тебя смотрела!» «Брось!» – засмеялся Сарычев, а самому радостно стало. «Вернется в Уварово, надо заняться!» – решил он, и с тех пор стал представлять Зину рядом с собой, представит и теплее становится на душе, нежность затопляет. «Неужели влюбился? – усмехался он над собой. – Надо жениться тогда!».
Ему почему-то и в голову не приходило, что она может с кем-то встречаться, любить кого-то. Сам он ни в ранней юности, ни сейчас не увлекался девчонками, не занимали они его воображения. Жажда приключений, преодоление опасности – этим он болел с детства. В милиции жажду эту он смог утолить. Полюбилась ему власть над людьми, нравилось видеть, чувствовать, что как только он появляется в многолюдном месте, уверенный, подтянутый, строгий, но и ироничный, так многоголосый шум вокруг сразу затихает, почтительно замирает.
Но Сарычев вместе с тем больше всего боялся показаться унтерпришибеевым, поэтому голоса на толпу никогда не повышал, а если надо было какую-нибудь подвыпившую орду разогнать, подходил к ней, как всегда, уверенно и обращался не ко всем, а к кому-нибудь одному из
