Жди.
И исчез.
После прокуренного смрада дискотеки воздух был приятен и свеж. Дашка стояла опираясь на «Урал» Богданова и кутаясь в свою джинсовку, которую, оказывается, оставила на руле. Дашка мёрзла. Платье действительно стало влажным, и теперь её пронизывало сквозняком. Хмель выветрился, захотелось спать. Дашка почему-то не думала про драку, в этот миг Челюкин, Богданов и Юлька как бы перестали существовать. Она просто ждала и смотрела на небо.
Глаза её привыкли к темноте, и ночь оказалась вдруг очень звёздной. Дашка подумала, что в городе не бывает таких звёзд. Здесь они обволакивали. Своим свечением создавали ощущение объёма, будто весь этот космос на самом деле находился внутри неё, в животе. Дашка задохнулась от восторга и жалости, что всё это величие и красота могут быть восприняты только на незначительное мгновение и нет никакой возможности получить это навсегда, стать частью этого.
– А может, и есть, – самой себе сказала Дашка и застегнула на куртке пуговицы.
Богданов вёл Челюкина и Юльку за руки, как детей. Он действительно сейчас казался их старше. Под левым глазом набух отёк, из носа кровило.
– Ты лампочку разбил? Молодчик! – Челюкин одобрительно похлопал Богданова по спине.
– Охренел? – кричала Юлька. – Я всё видела. Зачем он этому чуваку влупил?
– Надо уезжать, – серьёзно сказал Богданов.
– Это не он начал. – Челюкин, утирая окровавленные губы, тяжело посмотрел на Дашку.
– Ты едешь? – спросил Богданов у неё, садясь на мотик и заводя мотор.
Она села, обхватила его руками.
– Спасибо этому дому, – Челюкин отвесил поклон в сторону дискотеки, – пойдём к другому.
– Быстрее! – скомандовал Богданов.
Со стороны дискотеки послышались выкрики. Их искали, и теперь, когда включились фары и стал слышен мотоциклетный рёв, нашли. Тёмные фигуры бежали, матерясь, в их сторону. Челюкин газанул. Юлька взвизгнула и заорала матом. Дашка сильнее вжалась в спину Богданова, ей показалось, что теперь она влюблена в него.
На перекрёстке после въезда в Буланово Челюкин с Юлькой свернули направо, Богданов повёз Дашку налево. У неё упало сердце. Он остановил лютик возле бабушкиного дома.
– Иди, – сказал он.
Уже светало, и над травой поднимался слабый молочный пар.
– Прости, – сказала она, слезая с мотоцикла и чувствуя щиколотками мокрую траву.
Он посмотрел исподлобья так, будто одновременно прощал и прощался.
– Дура малолетняя, – сказал он.
Дашку словно резануло от этих слов, выступили на глазах слёзы.
– У тебя кровь. – Она потянулась было вытереть струйку у него под носом, но он отстранился, скупо кивнул и вывернул газ на руле.
Дашка стояла ещё минуту, глядя на удаляющийся мотоцикл и спину Богданова, вдыхая утренний деревенский
