Не волнуйся. О Карвен я знала и еще одну вещь: с ней не стоит спорить.
Да и усталость давала о себе знать, снова вернулось чувство голода. Я поднялась, отряхнула джинсы и сказала:
– Зови, если что.
– Спасибо, милая.
Я уходила, точно зная, что она меня не позовет, даже если духи захотят утащить ее в преисподнюю или где они там обитают. Она никогда никого не звала.
Инспектор
Вэрди Варденга проскользнула мимо так быстро, что даже рыжий ирландский сеттер Спайк не успел поднять головы. Зато как только дверь узенького длинного кабинета, где сидела обычно бо́льшая часть сотрудников Управления, резко захлопнулась, мирно дремавший пес подскочил на месте. Он зевнул, повертел головой, встряхнул длинными ушами и, убедившись, что опасности нет, улегся обратно. Потом его нос нервно задергался, и пес повернулся к двери, ведущей в кабинет главного комиссара.
Карл Ларкрайт, наблюдавший за ним из-за своего стола, поднялся и, подойдя, опустился рядом на корточки:
– Не надо, приятель. Рихард не в духе.
Опасения молодого человека тут же подтвердились: за дверью раздался выстрел, а потом что-то разбилось. В наступившей тишине пес тихо заскулил и поскреб лапой рассохшийся паркет. Карл нахмурился:
– Нельзя.
Спайк понуро улегся на пол. Карл встал и принялся прохаживаться по кабинету. Даже сквозь дверь он чувствовал нервное напряжение Ланна и от этого начал нервничать сам. Наконец воцарилась тишина: Рихард никогда не буйствовал долго. И все же в первые пятнадцать минут после того, как Вэрди Варденга или любой другой из крысят покидали Управление, в кабинет начальника лучше было не входить. Для одного из коллег Ланна это чуть не закончилось простреленной ногой, для другого все-таки закончилось – пущенной в голову тяжелой пепельницей.
Именно поэтому на должности заместителя комиссара Городского надзорного управления не задерживались надолго даже полицейские с самой устойчивой психикой и самым блестящим послужным списком. Ни один из них не выносил тяжелого, непредсказуемого характера Рихарда Ланна. Как не выносили и постоянных встреч с существами, которых по конституции когда-то нужно было защищать и оберегать. А теперь приходилось ловить, допрашивать и иногда отстреливать.
Крысятам запрещено было появляться в городе – заходить в общественный транспорт, магазины, парки – любые места, где находились взрослые. Крысята не учились в школах с новыми детьми. И, конечно, никто не пускал их в больницы и поликлиники, если они болели. Даже в ГТИ – изоляторе – для них был свой корпус, со стенами, построенными из крупного булыжника.
Работа в Управлении, конечно, не ограничивалась возней с детьми, точнее крысятами, взрослых преступников в городе оставалось немало. А работать было некому – пожалуй, в полицию граждане шли даже с меньшей охотой, чем заводили новых детей. И именно поэтому президент, мэр, а вместе с ними и чиновники всеми силами держались за старую гвардию
