окно на втором этаже дома напротив, после чего заверил напарника:
– Предпочитаю эльфийский суррогат малоприятному напитку, разбавленному на всех этапах перевозки внутрь периметра.
Пассажир вновь оставил комментарий героя без внимания, вместо чего приложился к коньяку.
– Всего на несколько часов прикоснуться к роскоши, – не без сожаления признался Хартман, обычно он не любил говорить о прошлом, словно боялся взглянуть на себя настоящего. – Кажется, я уже начал забывать прежнюю жизнь, тогда мы ведь были соседями.
Фрэнк, выкрутив белоснежный руль вправо и тяжело выдохнув, ответил:
– Так уж устроена человеческая память: раньше я тосковал по тем счастливым денькам, когда еще на мир не снизошел белый туман, теперь привык к нынешней жизни, а прошлой будто и не было вовсе, или она случилась не со мной.
Кабриолет неспешно выкатился из переулка к узкой улочке, водителю казалось, словно он в этот миг всецело ощущал машину, каждую ее деталь изнутри, чувствовал каждый оборот двигателя, точно продолжение собственного тела.
– Ведь тогда мы бы могли позволить себе купить подобные вещицы, – заметил тоскливый Эрик, затертая шляпа смешно лежала на длинных локонах его рыжих волос, будто бы за прошедшие с конца света двенадцать лет он ничуть не изменился.
Хартман был намного младше Фрэнка, хотя сейчас это было почти незаметным: война и повсеместная нищета старила людей. В прошлой жизни двадцатидвухлетний Эрик, будучи студентом именитого университета, в котором преподавал Фрэнк, проживал в соседнем с ним доме. В следующий раз они встретились в Париже, окруженным периметром и колючей проволокой, повзрослевший Хартман пригласил соотечественника на работу в купленную в кредит мастерскую с условием делить все поровну.
Приятный ветерок тормошил волосы пассажиров.
– Знаешь, старина, – последовательно проговорил безропотно придавшийся воспоминаниям Фрэнк, обогнув медлительное такси. – Как бы я не старался, я никак не могу вспомнить тебя студентом.
– Как интересно, – почти удивился Эрик, наполовину опустошив бутылку с мутной смесью. – Профессор Фаренгейт в любое время в блестящих туфлях и отглаженной белой рубашке с галстуком цвета граненого сапфира.
Вспомнивший в мельчайших подробностях обстоятельства прежней жизни пассажир со всем вниманием принялся через боковое зеркало рассматривать удаляющийся силуэт Эйфелевой башни, претенциозно утопающей в непроницаемом тумане. Желтый кабриолет выкатился за пределы 17 квартала прямо на широкий проспект, пропуская колонну броневиков с крестами периметральной гвардии, на стальных крышах которых виднелись грозные пулеметные гнезда со стрелками в белоснежных плащах и противогазах с красными линзами.
– Под граненым сапфиром ты, верно, подразумевал синий цвет? – далеко не сразу усмехнулся Фрэнк, вспомнив коллекцию галстуков одинаковых цветов, подаренных Эмилией
