Я его уже давно храню себе на кутью. На девятый день сваришь его и добавишь побольше миндальных орехов, – добра у нас хватает, слава Богу! – и не скупись, как ты привык, на сахар, – слышишь? Ты прижимист, я тебе не особенно доверяю.
– Верно ты говоришь, – ответил старший сын, качнув головой. – Верно ты говоришь, хозяин-батюшка, только и другие пусть потратятся. Все это хорошо, только и другие пусть потратятся. Это же – кутья, расходы нешуточные, а потом и свечи нужны, и попу заплатить нужно, и могильщику, и поминки справить, и стол накрыть с закусками, с вином. Добавь сюда и кофе для женщин, – все это расходы и нешуточные. Все должны поучаствовать.
Он повернулся к стоявшим по обе стороны братьям:
– Слышали? Каждый – свою долю! Орешки – врозь.
Сыновья что-то пробормотали сквозь зубы, а один из них сказал громко:
– Хорошо, хорошо, Константис! Ссориться не станем.
Между тем я проскользнул в первый ряд. Смерть, как я уже говорил, всегда была для меня дивным, притягательным таинством. Я подошел ближе, чтобы увидеть, как умрет отец моей матери, и он меня заметил.
– А! Добро пожаловать, маленький кастриец! Нагнись, – дам тебе благословение.
Старуха, мявшая воск, опустила ладонь мне на голову и нагнула ее. Тяжелая ручища покрыла мне все темя.
– Прими мое благословение, внук из Кастро, – сказал дед. – Стань человеком!
Дед пошевелил губами, желая сказать еще что-то, но силы его иссякли, и он закрыл глаза.
– В какой стороне солнце садится? – спросил он, затихающим голосом. – Поверните меня туда!
Два сына взяли его и повернули лицом к западу.
– Будьте здоровы! – прошептал дед. – Я ухожу.
Он глубоко вздохнул, вытянул ноги, и голова его, соскользнув с подушки, ударилась о камни, которыми был вымощен двор.
– Умер? – спросил я моего маленького двоюродного брата.
– Эх, и этот готов! – ответил мне тот. – Пошли, поедим!
7. Борьба Крита с Турцией
Однако больше всех школ и учителей, глубже первых радостей и ужасов, данных мне созерцанием мира, некое воистину ни с чем не сравнимое волнение оказало исключительное влияние на мою жизнь – ощущение борьбы Крита с Турцией.
Не будь этой борьбы, жизнь моя пошла бы по другому пути, а Бог, несомненно, обрел бы другой лик.
С самого рождения я дышал витавшим в воздухе грозным, зримым и незримым духом борьбы. Я видел, как христиане и турки искоса бросают друг на друга свирепые взгляды и сердито закручивают себе усы, видел, как низамы ходят с ружьями по улицам, а христиане с бранью запирают дома на засов, слышал рассказы стариков о резне, храбрости, о свободе и Греции и, живя своей глубоко затаенной, молчаливой жизнью, ждал, когда вырасту, чтобы понять смысл всего этого, засучить рукава и тоже вступить в борьбу.
Со временем я четко уяснил, что противниками были Крит и Турция и что один из них пытался освободиться, а другой не отпускал
