для нее как райская музыка.
– Добро пожаловать к нам, Габи, – сказала ей сестра Лиззи – молодая красивая женщина со светлой гладкой кожей и большими зелеными, смеющимися глазами. – Ты еще слишком молода, чтобы быть монахиней, но Богу может потребоваться и твоя помощь.
А Габриэлла так растерялась, что не сразу нашла что ответить. Ее еще никто никогда не называл «Габи», никто не смотрел на нее так ласково и весело, как мог смотреть только ангел небесный. Габриэлле ужасно захотелось дружить с Лиззи, разговаривать, выполнять для нее мелкие поручения, лишь бы всегда быть рядом.
А Лиззи – без всяких вопросов со стороны девочки – рассказала ей, что она пока только готовится к первому постригу и что желание служить Богу возникло у нее давно. В тринадцать лет она заболела корью, и ей было явление Девы Марии. И больше Лиззи уже не сомневалась, какой путь ей предуготован.
– Тебе, быть может, это покажется странным, – закончила она свой рассказ, – но на самом деле подобные вещи случаются чаще, чем принято считать.
Теперь Лиззи было двадцать лет, и она работала сиделкой в детском отделении муниципальной больницы. Должно быть, именно поэтому ее сразу потянуло к бледной, напуганной девочке с большими голубыми глазами. Она сразу почувствовала, что за этой скованностью, за этим не по возрасту печальным взглядом скрывается какая-то трагедия, которой девочка, возможно, так никогда и не решится с ними поделиться.
Поболтать с Лиззи было очень приятно, и все же самым значительным за сегодняшний день – да и во всей своей жизни – событием Габриэлла продолжала считать утреннюю беседу с настоятельницей. Собственно говоря, разговора как такового не было. У Габриэллы просто не было слов, чтобы выразить все, что происходило у нее в душе. Девочка почувствовала, что в лице матушки Григории она нашла настоящую мать, мать, которой у нее никогда не было. И это ощущение было самым прекрасным в мире. Теперь Габриэлла понимала, почему другие обитательницы монастыря выглядят такими веселыми и счастливыми, и у нее не было иного желания, кроме как стать одной из них хотя бы на время.
Мать-настоятельница со своей стороны ненавязчиво, но внимательно наблюдала за девочкой, исподволь помогая и поддерживая ее, когда ей казалось, что Габриэлла может не справиться сама. Девочка казалась ей очень застенчивой, хрупкой, ранимой, но вместе с тем в ней была какая-то непонятная тихая сила. Ее душа, казалось, способна была вместить гораздо больше, чем душа десятилетнего ребенка, но она была глубоко ранена – отсюда смущение, неуверенность, страх, закрытость и крайняя осторожность в общении с незнакомыми людьми. Матушка Григория пока ни о чем не расспрашивала девочку, однако догадывалась, в чем тут дело, – ведь она видела мать Габриэллы. Настоятельница не знала подробностей, но была совершенно уверена: эта девочка прошла через настоящий ад и благодаря неисповедимой милости Господа сумела не сломаться,
