не расплакался.
– Вот что, – сказал я после долгого молчания. – Ороло знает не всё.
– О чём ты?
Я огляделся. Клуатр показался мне слишком маленьким и тихим.
– Давай пройдёмся, – предложил я.
Снова я заговорил только на другом берегу реки, когда мы шли в лунной тени под стеной. Тут-то я и рассказал, что делал во время воко.
Тулия долго молчала.
– Отлично! – сказала она наконец. – Это всё решает.
– Что всё?
– Тебе надо идти к эдхарианцам.
– Тулия, во-первых, никто не знает, кроме тебя и Лио. Во-вторых, я, скорее всего, не смогу забрать табулу. В-третьих, на ней, вероятно, не будет ничего полезного.
– Частности, – фыркнула Тулия. – Ты вообще меня не понял. Твой поступок доказывает, что Ороло прав. Твоё место – в его команде!
– А твоё, Тулия? Где твоё место?
Она не ответила, и мне пришлось повторить вопрос.
– То, что случилось в Десятую ночь, случилось. Все мы приняли решения, каждый – своё. Возможно, потом мы о них пожалеем.
– В какой мере это моя вина?
– А кого это волнует?
– Меня. Я жалею, что не мог выйти из штрафной кельи и всех вас остановить.
– Мне не нравится то, что ты говоришь. Как будто все повзрослели, пока ты там сидел. Кроме тебя.
Я остановился и часто задышал. Тулия прошла ещё несколько шагов, потом вернулась ко мне.
– «В какой мере это моя вина?» – передразнила она. – Да не всё ли равно? Дело сделано.
– Мне не всё равно. Я переживаю, потому что от этого зависит мнение большинства эдхарианцев.
– Брось переживать! – сказала она. – Или хотя бы помолчи.
– Ладно, извини. Просто мне казалось, что ты – тот человек, которому можно рассказать о своих чувствах.
– Ты думаешь, я хочу быть таким человеком до конца жизни? Для всего концента?
– Вижу, что нет.
– Вот и отлично. Поговорили и хватит. Иди к Халигастрему. Я пойду к Корландину. Скажем им, что вступаем в их ордена.
– Хорошо. – Я с деланым безразличием пожал плечами и пошёл к мосту. Тулия меня догнала. Я молчал, думая о том, что вступаю в орден, где многие не желают меня видеть и будут винить за то, что я занял место Тулии.
Мне хотелось злиться на неё за то, как резко она со мной обошлась. Впрочем, рад сообщить, что к тому времени, как мы миновали мост, голос обиды умолк – пусть не навсегда, но я уже знал, что не должен обращать на него внимания. Мне безумно страшно было вступать в эдхарианский орден при нынешних обстоятельствах. Однако я чувствовал, что правильно – сжать зубы и действовать, не цепляясь в поисках моральной поддержки за Тулию или за кого-то ещё. Как с теорической задачкой, когда понимаешь, что на верном пути, а всё остальное – частности. Отблеск красоты, о которой говорил Ороло, лежал передо мною, как путеводная лунная дорожка.
– Ты хочешь поговорить с Ороло? – спросил фраа Халигастрем после того, как я сообщил ему новость. Он не
