точности их работы позавидовала бы даже Корд. По сути, это была одна большая кубическая комната со стороной шагов в десять, под потолок заставленная книгами. Справа от меня пылал в камине огонь, слева (на северной стороне) располагался эркер, такой же большой, округлый и уютный, как Арсибальт, который сидел за столом у окна и читал книгу столь древнюю, что её страницы приходилось переворачивать щипцами. Значит, он всё-таки не видел меня на дереве, и я мог бы спокойно уйти. Однако теперь я не жалел, что заглянул: очень приятно было смотреть на него в такой обстановке.
– Ну ты прямо сам Шуф! – сказал я.
– Тсс! – Арсибальт огляделся. – Не стоит так говорить – кому-то может не понравиться. У каждого ордена есть такие укромные места, островки роскоши, узнав о которых светительница Картазия перевернулась бы в своём халцедоновом гробу.
– Тоже довольно роскошном, если подумать.
– Брось, там темно и холодно.
– Отсюда выражение: темно, как у Картазии в…
– Тсс! – снова зашипел он.
– Знаешь, если у эдхарианского капитула и есть островки роскоши, мне их ещё не показали.
– У вас всё не как у людей. – Арсибальт закатил глаза, потом оглядел меня с головы до пят. – Может, с возрастом, когда ты займёшь более высокое положение…
– А ты уже занял? Кто ты в свои девятнадцать? Пе-эр реформированных старофаанитов?
– Мы с капитулом очень быстро поладили, это правда. Они поддержали мой проект.
– Какой? Примирить нас с богопоклонниками?
– Некоторые реформированные старофааниты даже верят в Бога.
– А ты, Арсибальт? Ладно, ладно, – торопливо добавил я, видя, что он готов зашикать на меня в третий раз. Арсибальт наконец встал и провёл для меня небольшую экскурсию. Он показал остатки былого великолепия, сохранившиеся от дней, когда владение процветало: золотые кубки и украшенные драгоценными камнями книжные переплёты. Теперь они хранились в стеклянных витринах. Я сказал, что у ордена наверняка припрятаны ещё золотые кубки, для питья. Арсибальт покраснел.
Потом, словно разговоры о кухонной утвари напомнили ему о еде, он убрал книгу на полку. Мы вышли из владения Шуфа и двинулись к трапезной. Провенер мы сегодня оба пропустили – роскошь, ставшая возможной, потому что теперь нас несколько раз в неделю подменяли младшие фраа.
Когда нас окончательно освободят от этой обязанности, то есть года через три, мы сможем завести себе серьёзное самоделье – что-нибудь практическое для нужд концента, а пока имели счастливую возможность перепробовать разные занятия и решить, что нам по душе.
Взять хоть фраа Ороло и его старания поладить с библиотечным виноградом. Наш концент располагался слишком далеко на севере, и лозу это не устраивало. Однако у нас был южный склон, между страничной рощей и внешней стеной концента, где виноград соглашался
