он вернулся и позволил маме завязать шнурки, мы все вместе отправились ко входу в волшебный лес.
Подошли и встали, не решаясь шагнуть за стену дождя. В лесу творилось что-то невообразимое: деревья гнулись под ветром, молнии блистали и грохотал гром. По дорожкам бежали слепленные в ручьи дождевые капли. Входить было страшно, Ёнька же казался решительным и неумолимым. Увидев настроение сына, мама выдала ему его зонтик. Мальчик смело шагнул под дождь. Мама двинулась вслед за ним под собственным зонтом, я же вошёл без прикрытия. Во-первых, зонтика не было, а во-вторых, роль пирата обязывала.
Прореха в радости
Мы пробирались по щиколотку в воде, а лес гудел и гнулся над нашими головами. Дубы закидывали водой и желудями. Старые липы выли и пугали: «У-у-у-йди-и-и-те-же!» Совсем рядом блеснула молния. Раздался округлый с зазубринами раскат грома. В ушах зазвенело. Стало страшно. Ёнька же смело прятался за маму. Он не только сам шёл вперёд, но и толкал её вместе с коляской. Иногда отпускал, чтобы бросить в поток лист, гнутый корабликом.
Долго мы бродили среди струн дождя. Где-то здесь прятался Менябросиль, а мы с Ёнькой знали, как опасен он для мам и детворы. Только дождь спасал людей от его тоненьких цепких ручек и страхов.
– Стойте! – вдруг сказал Ёнька. – Мама, ты слышишь? Мальчик плачет.
– Конечно, слышу, – ответила мама то ли с сомнением, то ли с возмущением.
Она замерла на месте. Шум дождя и ветра перекрывал все звуки. Не думая о последствиях, я прошептал заклинание и велел буре остановиться. Стало тихо. Капли повисли в воздухе, деревья замерли, напружиненные ветром. Даже сам ветер застыл и только пыхтел от натуги, удерживая лес согнутым.
– Ветер стоит отпустить. Пыхтит сильно, – сказала мама Ёньки так буднично, как будто моё чудо и не чудо вовсе. – Ничего не слышно из-за него.
Я позволил ветру освободить деревья, и они разом выпрямились. Нас окатило брызгами. Извиняясь и благодаря, лес пару раз качнулся и снова замер. Только один дуб продолжал крупно и часто дрожать.
– Кого мы ищем? – прошептала мама.
– Менябросиля, – отозвался Ёнька.
– Он очень тонкий, – добавил я. – Такой лёгкий, что может даже на слове влететь в ухо.
– На любом слове? – уточнила мама.
– Конечно же нет, – ответил я. – На лёгком он не удержится. Ещё он любит одинокую тишину и неотвеченные вопросы.
– Какую тишину? – спросил Ёнька. – Одинокую?
– Одинокую, – кивнул я. – По дружной тишине Менябросиль ходить не умеет.
– Я думаю, что ваш Мунтибрюксель там, – мама сложила зонтик и указала им на трясущийся дуб.
– Менябросиль, – поправил я её. – Вы уверены?
– Вы издеваетесь? – возмутилась Ёнькина мама и пронзила меня взглядом.
– Действовать нужно быстро. Скоро люди придут. Ёнька, ты тоже его слышишь? – спросил я.
– Ага, –
