покупать, жаба давит. Что сейчас носят? Наверное, это уже старомодно, носить джинсы. Потом дальше валяется драная джинсуха. А потом камин. Он дымит, непонятно где и почему. Третий белый стул, драные джинсы. Две кровати, сдвинуты, как двуспальная кровать. Когда же Геля придёт? Казимир Михайлович, может, ты Дмитриевич? Ответь мне тройка-Русь. Нет ответа. Тумбочка, две табуретки, обогреватель двухкиловатный. Окно большое, раз, окно большое, два, из обоих в сильный ветер дует, остров всё-таки. Журнальный столик посередине, на полу суперузор из паркета, что есть, то есть. И стол письменный, колонки, монитор. Крук замкнулся. Дрова стреляют, мясо разогревается, спина болит. «Бай, бай, бёрд!» Говядина. Гелю жалко. Да при чём здесь Геля! А Таню тебе не жалко? А Лилю? А Шехерезаду? Бог мой, кругом одни нацмены! Но какие у этой нацменки глаза! Она похожа, дико похожа на Натаниэллу. Казик тогда с нею из гостиничного номера не вылазил. И главное, хоть и слегка простужен был, зима, даром Венгрия, он и с Натаниэллы не слазил. А она молодец была. Готова была всегда и везде. Наверное, и с кем. Это уже без меня. Она потом, уже на Континенте, подкараулила его в коридоре в офисе и зло прошептала: «Если мы с тобой на этой неделе не встретимся, я тебя убью!» Он и сам собирался, и не очень-то испугался угрозы убийства. Встречались сначала в офисе, там ремонт, ковролин лишь строители успели постелить, на полу всё-таки жестковато. Потом квартиру снял. Пришло время, нашёл повод, поругались, разбежались. Хороша девка, но слишком податлива, это всё же, наверное, не очень. Надо охотиться за дамой, хоть чуть-чуть. Ну да, чуть-чуть, а то если сплошная загадка, то уже достаёт. Ребусы разгадывать. Пора уже и ответами наслаждаться. В этом весь смысл. В Индии. В миллионах хибар в трущобах Бомбея. Мумбая. Грязь, нищета. Но Нархар увидел Нархару, когда она такая чистенькая, с ранцем, в белой рубашке и тёмно-синей юбочке шла в школу, что влюбился в неё. И всё – появился смысл, полное ощущение плотности бытия.
…
…А Ксюша в какой-то момент испугалась. Испугалась, что кончилась её свобода, совсем, на всю жизнь кончилась. И если в лагере она знала, надеялась, что рано или поздно выйдет на волю, хоть и не вернётся к себе в село, от стыда не вернётся, но обретёт эту свободу, то теперь до неё стало доходить, что от Мити она не уйдёт никуда, она – мужняя жена. Да ещё и Петика посадили на её молодые руки.
Правду говорить легко и приятно.
…
Правду говорить легко и приятно. Дети! Особенно женщины. Всегда говорите правду.
– Дмитрич, привет! Как там ваш остров поживает?
– Хочешь, я тебе секрет открою? Это не остров. Это полуостров. Только об этом мало кто знает. Я знаю, вот теперь ты.
– Всё шутишь? Когда ты нормальным станешь… «Когда вы только сыты бываете…» А ты знаешь, что Татьяна Ларина-Гремина до замужества тоже была Дмитриевна? Нет, серьёзно. Ты же не знал этого, верно? Не знал? Там, когда Пушкин пишет в какой-то главе… как это… что-то типа «покойся с миром» или, там камень на могиле с надписью,
