от Ксюши, – я пойду руки помою. Я кушать хочу.
На кухне Казимир Соломонович, стоя к глухой стене лицом, приложив ладони к поверхности, равномерно и сильно бился лбом об эту стену.
«Бам, ба-бам, бам…»
– Ещё услышите… – бормотал он, – ещё услышите, «бам», слышишь, время стучит, «бам…», по просторам твоим… «бам»…
Петик на цыпочках подобрался к стенке, встал рядом и тоже потихоньку принялся стучать лбом по окрашенной зелёной поверхности.
Казимир Соломонович вдруг заметил, кто с ним рядом и что мальчик делает, остановился.
– Ты издеваешься, щенок?! – не своим голосом взвизгнул он.
Словно чудовище на мгновенье явилось вместо добрейшего Казимира Соломоновича. Но Петик не успел испугаться. Как в сказке. Чудовище сразу снова превратилось в доброго волшебника. Казимир Соломонович рывком сел на табурет возле своего столика.
– Керогаз пыхтит. Надо твоего папу попросить посмотреть. Не делай так. Как я. Не бейся лбом. Об стену. У меня головные боли. Молитва такая. Я, братец мой – иудей. Молюсь так. Тебе так не надо.
– Казимир Соломонович, петуха сейчас будем есть,– зашёл в кухню Митя. – Праздновать. Отказ не принимаем. У нас радость. Будет прибавление в семействе.
Митя в самом деле был счастлив. Хоть сын, хоть дочь, хоть двойня. – Чекушки нет, жалко.
Казимир Соломонович молча достал из своего шкафчика начатую поллитру и с улыбкой поставил на столик:
– У старого еврея всё найдётся. Вы только попросите. И селёдка имеется. Лучшая закуска для водки – кусочек селёдки. После жареной налимьей печёнки, разумеется, как считал Антон Павлович.
Пришла Ксюша, сели за стол. Митино семейство да Казимир Соломонович, вся квартира с подселением и есть.
Ксюша разливала по тарелкам петушиный суп, Митя разлил по рюмкам водку.
– Петька, откуда синяк? Подрался? – Митя счастливо глядел на присутствующих, ему хотелось всех обнять и расцеловать. – Подрался, признавайся. Мужчина, молодец!
А Петик верно, подрался сегодня. Его ребята в классе давно начали терроризировать: приезжий, крестик носит, а отец у него – косой. То есть с бельмом. Окружили сегодня после уроков во дворе школы и давай толкать один к другому. Петик упал, поднялся. Они снова толкают, он терпит. Потом упал, смотрит – прутик перед носом у него на земле лежит. Такой приличный прутик, прут целый, ветка тополя, большая. Петик взял этот прут, поднялся и как хлестанёт. Те аж оторопели, сначала не поняли ничего. А Петя как стал их хлестать! Погнал через всё футбольное поле, а они, как стадо, им бы в рассыпную, а они бегут толпой, а Петик догоняет и хлещет сзади. Да злости особой не было… Но была, конечно, злость, вообще-то, а то что бы он их гнал? Как-то в этом побоище и рубаху порвал. А грязь потом в школьном туалете отмывал – и с куртки, и с лица, руки все в кровь изодрал и тоже в грязи извазюкал. Кто-то же ударил его, даже не заметил когда. Вот и синяк. Петя теперь их не боится, он понял, что проучил их. Не полезут больше. Да пусть…
– Что это, – показал Митя в свою
