дверь, как из соседней квартиры чертиком из табакерки вылетела Клава.
– Привет! А я тебя уже заждалась! Как дела? Больше не было никаких неприятностей?
– Да вроде все в порядке. Только обожди – мне письмо какое-то пришло, я схожу на почту, а потом поговорим.
Тут Клавины глаза загорелись.
– Ой, можно я с тобой пойду?
– Да зачем тебе? Что тебе там делать?
– Да я просто от скуки на стенку лезу. А мы с тобой потом в кафе зайдем, поедим чего-нибудь, а то у меня дома ничего нет, да и у тебя тоже. Я угощаю! – добавила Клава под конец.
Мила пожала плечами:
– Ну пошли, если хочешь…
Она зашла в свою квартиру, нашла паспорт и снова вышла на лестничную площадку. В квартире был порядок, стало быть – никто больше не собирался ее посещать ни днем, ни ночью.
Клава уже ждала ее, одетая для выхода, если это словосочетание можно применить к ее наряду.
На Клаве были джинсы с вышитыми цветами и розовый свитерок, усыпанный блестками, как новогодняя елка, то есть ровно те самые вещи, в которых Мила видела ее в первый день их знакомства. Если добавить к этому ядовито-розовую помаду и зеленые тени для глаз, Клава представляла собой удивительное зрелище.
Мила даже в какой-то момент подумала, что все это как-то нарочито, избыточно, с явным перебором… хотя, может, у них в Колдобинске все так одеваются и макияж такой моден.
Может, сказать ей, чтобы не слишком старалась и поменьше теней накладывала, а лучше бы вообще их выбросила, уж больно цвет жуткий? С другой стороны, какое Миле до этого дело? У нее собственных проблем хватает.
Девушки вышли из дома и первым делом направились на почту.
Как ни странно, очередь к окошечку была небольшая, и через десять минут Мила получила из рук пожилой служащей большой конверт из плотной, чуть желтоватой бумаги.
На нем был написан ее адрес, но самое главное – этот адрес был написан почерком Павла.
Сердце Милы невольно забилось чаще.
Ей не терпелось скорее узнать, что написал ей муж, но, с другой стороны, не хотелось вскрывать письмо на почте, среди посторонних людей…
Клава взглянула на нее с неожиданной проницательностью и спросила, понизив голос:
– От него?
Мила не ответила, но само это молчание послужило ответом. Она отвернулась, чтобы скрыть свое раздражение.
Вот чего эта Клава к ней привязалась? Зачем-то потащилась с ней на почту, говорит, скучно дома сидеть. А чего она все дома сидит? Приехала из своего Колобродинска, или как там его, так устраивайся на работу! Или хоть ищи…
– Колдобинск, – поправила ее Клава, и Мила всполошилась, что снова проговорила свои мысли вслух. Черт, неудобно как…
– Пойдем в кафе, – как ни в чем не бывало продолжала Клава, – я же тебе обещала. Там и вскроешь. Не здесь же читать… – Клава выразительно огляделась на посетителей почтового отделения.
Мила
