доложил наркому и И. В. Сталину то, что передал М. А. Пуркаев.
– Приезжайте с наркомом в Кремль, – сказал И. В. Сталин.
Захватив с собой проект директивы войскам, вместе с наркомом и генерал-лейтенантом Н. Ф. Ватутиным мы выехали в Кремль…
И. В. Сталин встретил нас один».
Из сопоставления текстов возникает ощущение, что Волкогонов просто списал у Жукова, но при этом очень торопился и потому что-то пропустил, что-то напутал.
Во-первых, у Жукова достаточно точно обозначено время – вечером 21 июня. Во-вторых, внятно сказано, что донесение было адресовано Жукову, то есть в Генштаб. В-третьих, Сталину звонил, оказывается, не нарком Тимошенко, а начальник Генштаба Жуков. В-четвертых, тут нет никакой неясности относительно того, куда Сталин вызывал военных: в Кремль, в свой рабочий кабинет. В-пятых, доносил не Кирпонос, а Пуркаев. В-шестых, донесений в то время было не несколько, а лишь одно. В-седьмых, говорилось в нем не о солдатах, а об одном солдате, вернее, о фельдфебеле. Наконец, в-восьмых, когда военные руководители пришли к Сталину, в кабинете были не «все члены Политбюро», а он один.
Огорчительно, конечно, в таком небольшом тексте дважды доктора видеть столько искажений источника, на который он сам ссылается. Но посмотрим, как там дальше. На этот раз начнем с Жукова:
«– Что будем делать? – спросил И. В. Сталин.
Ответа не последовало.
– Надо немедленно дать директиву о приведении всех войск приграничных округов в полную боевую готовность, – сказал нарком.
– Читайте! – сказал И. В. Сталин.
Я прочитал проект директивы. И. В. Сталин заметил:
– Такую директиву сейчас давать преждевременно. Может быть, вопрос еще уладится мирным путем. Надо дать короткую директиву, в которой указать, что нападение может начаться с провокационных действий немецких частей. Войска приграничных округов не должны поддаваться ни на какие провокации, чтобы не вызвать осложнений».
Что же мы видим в научном исследовании Волкогонова? Да опять весьма поспешное решительное списывание: от слов «Что будем делать?» до слов «чтобы не вызвать осложнений». Что ж, списывать у другого автора – это не грех, тем более для генерал-полковника. Гете, любимый поэт Волкогонова, однажды сказал: «Вальтер Скотт заимствовал одну сцену из моего «Эгмонта», на что имел полное право (А ведь он не был генерал-полковником! – В. Б.), а так как обошелся с ней очень умно, то заслуживает только похвалы. В одном из своих романов он почти что повторил характер моей Миньоны; «Преображенный урод» лорда Байрона – продолженный Мефистофель, и это хорошо! Если в экспозиции моего «Фауста» есть кое-что общее с книгой Иова, то это опять-таки не беда, и меня за это надо, скорее, похвалить, чем порицать». Следовательно, если в данном вопросе согласиться с великим Гете, то, чтобы решить, заслуживает генерал-полковник Волкогонов похвалы или порицания, надо лишь выяснить, действовал ли
