к животу, я держала сердоликовую ступку, наполненную сушёными бутонами бархатцев. Цветки уже давно превратились даже не в муку, а в золотистую пыль, но правая рука, крепко удерживая пестик, продолжала круговые движения, выполняя роль жерновов.
– Во-о-от… – протянул старик, присаживаясь рядом со мной на лавку, – сама понимаешь, что странно себя ведёшь. Да и последние события… Я уж было, грешным делом, подумал, что угостили тебя чем-нибудь, от чего ты голову потеряла.
– Мне и помощь без надобности, сама справляюсь, – сказала шёпотом, сглатывая невидимые слёзы.
– Дарьян?
Я молча кивнула, не поднимая взгляда. Было стыдно. Луна едва успела полностью обернуться, как я свадебный обряд его сыну предлагала. А теперь мы со знахарем обсуждаем совершенно другого мужчину.
– Так заметно? – только и смогла вымолвить.
– Не обижай меня, – по-доброму сказал Беляй, – я, может, в годах и зрение уже не то, но я всё же не слепец. Да и нужно быть глупцом, чтобы не понять. Одно не могу взять в толк, когда же ты успела?
– Сама не знаю. Сначала Отай с хвалебными речами и восхищёнными взглядами рассказывал о своём предводителе. А потом мы с Дарьяном почти день вместе провели. Ну тогда, когда он в первый раз очнулся. Кажется, этого оказалось достаточно.
– Да-а… – выдохнул Беляй, – немного тебе надо было.
Не стала говорить, что, на самом деле, мне нужно было ещё меньше, просто заглянуть в морионовые глаза Дарьяну, чтобы пропа́сть окончательно и бесповоротно. Лишь пожала плечами, мол, что тут поделаешь теперь-то.
– Ну говори, что у вас с ним произошло.
– Что ты имеешь в виду?
– С чего ты сегодня такая рассеянная? Обидел он тебя?
Я помотала головой, но не удержалась и хлюпнула носом. Говорить о том, кого я, возможно, никогда больше не увижу, было больно. Сердце щемило, а я из последних сил держалась, чтобы не расплакаться. Но Беляй понял меня иначе.
– Обидел?! Ты ночью к нему ходила?
Вопрос мужчины меня настолько ошеломил, что я на какое-то время перестала стенать по поводу отъезда Дарьяна. Вместо этого меня захлестнуло возмущение и досада одновременно. Я резко и зло подняла на старика глаза полные непророненных слёз. Но, увидев в очах напротив лишь тревогу и беспокойство, немного остыла, поняв, что Беляй не хотел меня обидеть.
– Нет, отец, не волнуйся, Дарьян ничего мне не сделал. Да и не ходила я к нему, ты же знаешь. Сам ему еду относил. Просто… – я сглотнула, прочищая горло, что начало издавать звуки похлеще скрипучей телеги, – просто он уехал.
Всё, что копилось во мне в последние дни, в этот миг прорвалось наружу и вылилось в неконтролируемый поток слёз на плече старца. Страх за чужую жизнь, боль потери, обида, растерянность, всё это выходило подобно вскрытому гнойнику, оставляя за собой облегчение и пустоту. Знахарь продолжал сидеть рядом, даже приобнял одной рукой за трясущиеся плечи. Я понимала, что так он хотел показать, что рядом, готов
