прически в виде завитков и корон, предпочитаемых худосочными уроженками Рима, Зия презирала. Лицо ее было соразмерно, рот идеально очерчен, при этом верхняя губка была чуть вздернута. Создавалось впечатление, что ее губы всегда раскрыты для поцелуя. Лупа попытался встать, однако Ларций жестом усадил его в кресло, а Зие приказал покинуть кабинет.
Женщина, выразительно стрельнув глазами в сторону гостя, пожаловалась хозяину, что маленький Бебий опять лазил в катакомбы, нарытые под холмом.
– Не по наущению ли Эвтерма мальчишка так распоясался?.. – спросила она и тут заметила Эвтерма, пристроившегося в дальнем углу кабинета. Она и бровью не повела, добавив: – Прикажи дать сыну розог.
Хозяин мрачно глянул на нее, кликнул прокуратора. Старик будто стоял у дверей – тут же появился на пороге, спросил:
– Чего изволите?
Ларций указал на женщину и распорядился:
– Выведи ее и проследи, чтобы она не торчала поблизости.
Когда Зия и раб вышли, Ларций пожаловался Лупе – совсем распоясалась! Если бы не Постумия и Эвтерм, она давно бы перевернула в доме все вверх дном.
Эвтерм и на этот раз промолчал.
Лупа вздохнул.
– Эта напасть, Ларций, ничто по сравнению с той угрозой, которую таит этот приказ.
Ларций пожал плечами.
– Какая беда может ждать человека, которого сам император вызывает в ставку? Опала? Меня и так давно отстранили от дел.
– Смерть.
Ларций презрительно скривился.
– Не слишком ли, Лупа?
– Не слишком, префект. Очень даже не слишком.
Ларций натужно рассмеялся, поднялся и, заложив культю за спину, подошел к забранному прозрачным стеклом окну. Спросил оттуда:
– Вот прямо так и вызывают, чтобы казнить перед строем? – и уже не в силах сдержать раздражение, воскликнул: – Других забот у императора нет? На меня поступила жалоба? Донос? Если даже и так, откуда ты можешь знать об этом? За какие такие прегрешения меня ждет смерть?!
– Прегрешения отыщут, это пустяк. И как все случится, не знаю. Только сдается мне, что от имени императора зовут тебя в ставку твои прежние дружки.
– Какое ты, бывший раб, имеешь право совать свой нос в государственные дела?! Как ты смеешь называть «дружками» Лузия Квиета, Публилия Цельза, Авла Пальму, Луция Конста, лучших полководцев Рима? Ты полагаешь, что теперь, когда ты спутался с Адрианом, тебе все позволено?
Лупа ответил не сразу, взял паузу. Наконец промолвил:
– Мне дорога память о Волусии. Мне дорог Эвтерм, не побоявшийся ради презренного раба рискнуть жизнью. И ты мне дорог, Ларций, потому что когда-то спас меня от смерти. Поверь, я сказал правду.
Вновь молчание, затем Лупа продолжил тихим, пустым голосом:
– Подумай о сыне, префект. Сам ты можешь поступать, как тебе заблагорассудится, но подумай о Бебии.
– Каким
