годен к особенной профессии хирурга. Он был упорным с изрядной долей упрямства, мешавшему в жизни, но смелым, бесстрашным и самоуверенным в работе. И самоуверенность его не подводила.
Олег не мог представить его без шумных компаний с веселым застольем, на сумасшедшей скорости гонявшего на машине, в любую погоду цепляющего на плечи акваланг и уходящего самостоятельно на глубину, напрочь отринув элементарные правила безопасности. Сашка превосходно танцевал, горланил под гитару и, что прискорбно, мог позволить себе выпить когда угодно – был бы повод! А частенько, особенно в одиночку, набирался под завязку от скуки, и тогда от гитарного звона рыдал не сумевший уснуть, целый подъезд. И утихомирить никто не брался. Все-таки – врач, и на консультацию к нему бегали не только соседи.
– Если б ты знал, откуда сорвал меня, – без тени горечи и обиды сказал Снегирев.
– Пил? – чувствительный нос уловил запах перегара.
– А! – легкомысленно отмахнулся друг, – чуть-чуть, – и пальцами показал сколько. – Завидно?
Олег не ответил.
Девушка лежала на диване, укрывшись несмотря на духоту, одеялом. Озноб колотил ее, лоб – покрыт испариной.
Саша беглым взором резанул по комнате. На стене – видавший виды красный ковер, обойки, просившиеся на покой. Ремонт запоздал на двадцать лет. Учительская работа – святая, а зарплата – нищенская. А когда семейная чета – учительская, все что можно сделать – навести порядок и поддерживать чистоту, стирая с огромных книжных полок, пыль.
Видно, отразилось это в глазах Снегирева: глядевший на него Семен Андреевич, под колючим взором сник, и еще раз убедился в правильности его оценки участковым врачом.
– Сколько дней температура?
– Три… – жалобно и приниженно проскулил учитель. Будто пойманный за непотребщиной.
– Олежек, – обернулся к стоящему за спиной другу, и неопределенно указал пальцем в сторону, – скорую.
– Но, – попробовала тихонечко возмутиться жена Семена Андреевича.
– Никаких «но», – отрезал Снегирев.
– Участковая сказала…
– Участковой здесь нет. Да и я, наверное, пойду, – Саша развернулся и шагнул к выходу.
Он был обидчив и человеческое горе не оценивал, а мерил индивидуальным, особенным мерилом. Олег это знал. И, несмотря на дружбу, от этой сцены стало противно. Хирургом Снегирев был отменным, но и скотиной порядочной. Особенно в поведении. Казалось, ничто его не могло задеть.
– Саша, – веско, словно толкнул в грудь, остановил его Чичурин.
– С госпитализацией вы опоздали ровно на три дня! – без интонации произнес он, поднятые пальцы трусились перед лицами испуганных родителей. – Олег, на пару слов!? – Едва вышли в коридор, наклонился к уху, горячо и гневно зашептал, – Олег, срочно – это не просто срочно. Это – сейчас же. В гнойную и – прокалывать сустав. Дренаж… Капельницы! Не знаю, что там за участковая, но удавить ее
