прощался и уходил домой, ещё более мрачный, чем каков он был ранее, до прихода сюда.
Да, тоска его была велика и всеобъемлюща! Всюду, где бы он ни появлялся, он носил её с собою, как то ядро, которое служит необходимым спутником тулонского каторжника. Все, что он видел вокруг, давало пищу его мрачным думам. Все двигалось, жило, дышало, всё имело своё место на жизненном пиру, лишь в его душе царили пустота и мрак! Он смотрел на окружающее и чувствовал зависть. Жизнь окружающего, длительная, хлопотливая жизнь катилась всё вперёд и вперёд – лишь он один стоял на точке замерзания. И поэт с древесными псевдонимами успел написать и проскандировать несколько дюжин новых стихотворений… И достойная подруга его успела изготовить не мало бифштексов. Даже канарейки значительно усовершенствовались в неумолчном трещании и хорошо научились аккомпанировать скандирующему поэту… А. Мехлюдьев со своей «Мировой проказой» так и не сделал за все это время ни одного шага вперёд!
Он уже чувствовал» себя забытым, низринутым в пучину безвестности, погубленным и посрамлённым, забитым, уничтоженным!..
Однажды он лежал на своём диване и предавался обычным мрачным думам. Стоял вечер и в окно шлепал дождь… Канарейки давно уже умолкли… Кунички не было дома. В квартире была тишина, и лишь за стеной раздавались слабые звуки разговора вполголоса.
Он долго лежал так, углублённый в себя, как вдруг приподнялся и начал прислушиваться.
Чей-то голос упомянул его имя. Это был голос совсем для него незнакомый, голос протяжный, замогильный, зловещий…
Другой голос, принадлежавший поэту с древесными псевдонимами, тихо ответил:
– Он самый!
Мехлюдьев сел на диване и насторожил оба уха, стараясь не проронить ни единого слова.
– Он спит? – спросил зловещий голос.
– Спит! – ответил голос поэта.
– Гм! – сделал незнакомец.
– Вы имеете некоторые виды? – вопросил поэт.
– Имею, – шёпотом отвечал незнакомец, и этот шёпот показался Мехлюдьеву чрезвычайно таинственным, исполненным каких-то страшных предзнаменований… Наступила длинная. тягучая пауза, в течение которой Мехлюдьев успел несколько раз побледнеть и покраснеть, и изощрить свой слух до степени уловления дыхания собеседников.
– Некоторые? – снова вопросил поэт.
Новая, мучительная, о, какая мучительная пауза!
– Да, некоторые! – твёрдо отвечал незнакомец с замогильным голосом.
– Вы с ним знакомы? – спросил поэт.
– Нет, но вы с ним знакомы! – ещё твёрже, и, как показалось Мехлюдьеву, суровее отвечал незнакомец.
– Вы хотите. чтобы я вас познакомил? – спросил поэт.
– Непременно! – совсем уже твёрдо отвечал незнакомец.
И опять новая, адски мучительная пауза!
– Вы думаете, он будет подходящий? – спросил поэт.
– Вполне! – отвечал незнакомец.
