я вас прошу, не щадите моего самолюбия, в чем вы нашли недостатки?..
– Гм… Велик! – пробормотал Мехлюдьев.
– Велик? Ну что ж… Разве нельзя сократить?..
– Да. нельзя сократить, – бросая на рукопись взгляд, как на лютого своего неприятеля. возразил Мехлюдьев. – У вас так написано, что если начать сокращать… Да нет, неудобен! – отрезал он мрачно.
– Что же вы всё: «неудобен, неудобен», а почему – не хотите сказать? Ну, пожалуйста, я вас прошу, скажите, почему неудобен? Sans façon je vous pris![2]
– Гм… уж не знаю… Да вот, у вас героиня в одном месте вешается, а потом топится…
– Да, но в первый раз неудачно! Она остаётся жива!
– Этого не сказано.
– Неужели? Быть не может!
– Верно, не сказано! Потом, когда она утопилась, то опять так выходить что она как будто живая приходит к любимому человеку… Нет, неудобен! – с отчаянием махнул рукою Мехлюдьев.
– Но позвольте, это можно исправить! Возьмёмте, прочтёмте это место? Где оно? Я сейчас отыщу!
– Извините, сударыня, – пролепетал совершенно растерявшийся от этого энергичного натиска наш герой, – я теперь не… я… я…
– Но позвольте, вы обязаны… – вскипятилась вдруг дама.
В эту самую минуту на выручку Мехлюдьева явилось обстоятельство, которое у древних называлось dеus ex machina, когда сами боги снисходили в среду слабых смертных, чтобы разрешить между ними какую нибудь путаницу, с которой они не в силах были сами разделаться.
В прихожей громко хлопнула дверь, раздался звук шпор, и в редакционную комнату влетел господин. в военном пальто, с усами и высоко вздёрнутым носом, на котором сверкало пенснэ.
– Э… э… па-азвольте спросить, кто может тут мне дать объяснение… Я подписчике «Задора», и вот уже около месяца не могу получить…
– Вот-с, к ним обратитесь, указал Мехлюдьев на господина с рачьими глазaми, отскакивая сам быстро в сторону, вследствие чего вышло следующее: подписчик «Задора» сбросил с носа пенсне, сделал стремительный шаг, наткнулся на взъерошенного критика, который продолжал шнырять по комнате, отлетел дуплетом назад, зацепился за стул романистки, пнул по дороге Мехлюдьева и в результате всего этого толстый фолиант «Загробной любви» грузнo шлёпнулся на пол…
– Невежа! – воскликнула дама, бросаясь подымать своё детище.
– Но, сударыня… – начал было «подписчик»…
– Нахал!
Пользуясь этой минутой, Мехлюдьев быстро ретировался к дверям и в одно мгновение был уже в прихожей. Поспешно схватившись за шубу, потом за крылатку, он отыскал, наконец, своё одеяние и через минуту был уже на улице.
«Фу-у, слава Богу! – вздохнул он наконец полной грудью. – И на кой чёрт меня понесло!?»
Смутны и странны были его ощущения. С одной стороны, сознание того, что он по счастливому случаю избегнул назойливой романистки, наполняло все существо его тихим восторгом. С другой – он вспомнил про несколько написанных строчек романа,
Без церемоний, прошу вас!
