еще шли по инерции. Я бегала по инстанциям, предоставляла копии. А еще кормила кошку. Впервые вспомнив про животное, посчитала это тяжкой повинностью. В тот момент меня бесила эта дурацкая традиция не трогать вещи умерших родственников сорок дней. Мне хотелось упасть на кровать и не вставать, пока не вернется желание жить, но приходилось одеваться и выходить из дома.
На похоронах ко мне подошла мамина подруга, сказала, что заберет кошку, как только кончится траур. И я заставляла себя каждый день ездить в загородный дом. Когда канитель с документами закончилась, и все инстанции оповещены, на оставшиеся дни я переехала в дом совсем. Было странно ходить по пустым коридорам, ожидая в любой момент возвращения одного из родителей, но в ответ всегда была тишина. И возмущенное мяуканье, когда я забывала приоткрывать заднюю дверь.
Кошка была нелюдима. Как и все другие животные моих родителей, она была нежной только с мамой. К остальным относилась с опаской и убегала, если к ней приближались. Но за эти дни она стала подпускать меня ближе, даже ласкалась у ног или позволяла гладить шею и торс, но никогда – макушку. Она ложилась на плед у самой подушки в изголовье родительской кровати. Видимо там еще оставался их запах. Она скучала.
А потом сорок дней прошли. Мамина подруга все не появлялась, и я приступила к перебору вещей. Однако на каждое движение получала сопротивление кошки. Она громко мяукала и с вопросом глядела на меня, когда привезли коробки. Шкафы пустели, она тут же прознала, что происходит, и стала надолго сбегать из дома, возвращаясь, только чтобы поесть и погреться. Как-то я выкидывала бульварные романы, которые, к моему вечному удивлению, так любила мама, и кошка опять возмущалась. Видимо, шум согнал ее с лежанки, и она пришла посмотреть, чем я смела ее потревожить.
Так она встречала все: мешки одежды, коробки обуви и техники, складирование посуды на кухне. Помню, сложила изысканный сервиз, подаренный маме на юбилей на работе, почему-то думала, что оставлю себе хоть что-нибудь, чтобы передать… а потом, когда запечатала коробку, поняла, что конечно же не буду этого делать – слишком больно. И поставила коробку к остальным.
Кошка навещала меня в библиотеке и в сарае и каждый раз критиковала, будто я делала что-то неправильное, неприемлемое, будто решила, что я граблю ее владения. Она уже стала отзываться на мой зов вечерами, будто ждала этого весь день. А порой ходила попятам, чтобы выказать свое недовольство моим поведением. Прямо, как мама.
Если честно мне никогда не нравилась подруга. Она часто вела себя гадко, ненасытно поглощая все, что ей предлагалось. Я ни разу не слышала от нее «Нет, спасибо», да и вообще «спасибо» за то, чем с ней делились. Когда она принесла сумку-переноску, кошка тут же сбежала и на все мои мольбы не вернулась даже в ночь. Забрав тюки с одеждой, подруга сказала, что вернется, как только я поймаю кошку. Ночь я спала как обычно, но с утра от мысли, что мне придется отдать это пугливое животное в дом, где есть много других животных, где ее не выпустят из сумки несколько дней, где ее не выпустят из дома ближайший месяц,
