стыдно будет перед родителями. Ни они ни близкие друзья ничего не поймут. Возможно действительно лучше натянуть маску шиза, что бы у них не закралось подозрение в том что их близкий всегда был убийцей. Просто в определенный момент съехала крыша. Или придумать какую то слезливую историю о ревности. Он поглядел на немку. «Лиза, ее звали Лиза», – повторил он себе. В душе он почему то не испытывал к ней никакой жалости. «Я не хотел ее смерти и не убивал ее, пусть даже мои руки перекрыли ей кислород. Ей уже не помочь. Как впрочем и мне, пустая прокрастинация».
«Или у тебя наконец появился шанс понять что там происходит», – спросил внутри него какой то чужой голос. Возникшие кошмары, тело найденной женщины в новостях, теперь это. Все к одному. Если жизнь идет в топку, то неплохо бы разобраться с тем, с чего все изначально началось. Он опустил взгляд вглубь кружки с остатками кофе. Там, в черной сгустках, он снова увидел окно в тот страшный девяносто восьмой год.
Пыльные жигули съехали на грунтовую дорогу и подпрыгивая на ухабах, приближались к небольшому поселку. Поселение на несколько десятков дворов когда то представляло из себя пасторальную идиллию с русскими избами в ярких цветах и резными ставнями, но теперь очевидно переживало не лучшие годы. Примерно половина домов выглядели явно нежилыми и глазели на маленький автомобиль пустыми глазницами окон с распахнутыми ставнями.
Тем не менее находящихся внутри машины людей это не смущало. Отец семейства, подтянутый загоревший мужчина с резкими чертами лица, оживленно рассказывал семье о местах своей молодости «А вот Демьяна двор, Зинкиного шурина. Как спиваться начал, так и следить за хозяйство некому стало. Дочка замуж вышла и в Ростов уехала, сын в Афгане погиб». Жена, красивая темноволосая женщина, утомленная долгой дорогой из Москвы, в ответ заметила что судьбу большей обитателей-односельчан деревни мужа можно описать используя одни и те же ключевые слова „колхоз, дом культуры, родила, армия, Афган, спился“.
С тревогой оглянулась на заднее сиденье – дети, мальчик дошкольного возраста и девочка чуть старше, все еще спали, несказанно облегчив остаток дороги родителям. Плохая идея была их брать с собой, но оставлять дома было не с кем и муж настоял взять с собой, на съезд многочисленных родственников в родовом домике их южнорусской деревни по случаю годовщины смерти деда.
Солнце стало клониться к закату, придавая их белой „шестерке“ багровый оттенок, когда они наконец подъехали к покосившейся изгороди низких кольев. Оживший радостными голосами двор разбудил Диму, и мальчик, немедленно получивший порцию тетушкиных объятий, стеснительно пробирался между шумными взрослыми в сад за домом. Оставшись наедине, он стал продираться между заросшими яблонями и кустарниками к колхозному полю, которое начиналось прямо за окраиной сада. Безбрежное, колосящееся золотистой рожью, оно заставило мальчика забыть о тяжелой дороге и онемевших конечностях. Маленький городской
