в ответ: мои руки находились внизу, вытянутые вдоль тела. Так мы и стояли, прижавшись друг к другу.
‒ Я не хочу брать эти деньги, Кейра. Я хочу расплавить их в доменной печи.
‒ Эвон, это мои деньги, ясно? Я заработала их, и ты это видел. Так что слушай, ‒ в моем голосе появились деловые ноты. ‒ Я хочу, чтобы ты починил амбар, отремонтировал ульи. Починил пресс. И купил, наконец, водокачку. Денег как раз должно хватить на все это. Я буду писать тебе письма. Часто. И если через месяц узнаю, что ты до сих пор поливаешь ведром, я сбегу от солдат, приеду и учиню тебе расправу. Я говорю со всей возможной серьезностью.
Эвон молчал. Затем выдохнул и отстранился. Он улыбался, хотя его лицо было заплаканным.
‒ Ты удивительная, Кейра, ‒ брат взял мои руки и поцеловал их. Затем коснулся губами моего лба и сказал:
‒ Хорошо. Я все сделаю.
Выдох облегчения опустошил мои легкие. Я видела, что Эвон собрался. Он принял мою просьбу, принял ситуацию. А может быть, слезы помогли ему сорвать дикое напряжение и шок произошедшего, как если с раны сорвать корку, чтобы очистить то, что находится под ней.
‒ Спасибо, Эвон. Это очень ценно и важно для меня, видеть, что ты в порядке.
Он посмотрел на меня серьезно.
‒ Кейра, о Долине теней ходит много разных слухов. Не знаю, куда тебя повезут и как будут проверять и распределять, но прошу, если будет возможность, выбери самое безопасное место.
Я кивнула:
‒ Хорошо, Эвон.
Он протянул мне маленький мешочек с деньгами. Я раскрыла ладони, стянутые наручами, и мешочек с шорохом лег мне на пальцы.
‒ Держи. Это деньги семьи. Наши деньги. Хочу, чтобы ты взяла именно их. Солдаты сказали, что больше взять не позволят. У всех зовущих с собой будет одинаковая сумма, чтобы не происходило стычек в дороге.
‒ Ты уже все разузнал. Когда ты успел? ‒ покачала я головой. В этом был весь Эвон.
‒ С собой нужно иметь воду на три дня, питательную еду, занимающую минимальное количество места, но этим займется мать. Лекарства и бинты. Это я соберу сам. И еще не забудь свои инструменты.
‒ Их я положила первыми.
Мы поговорили еще немного, и Эвон оставил меня. Время заканчивалось. Завершая сбор сумки, я взяла с собой крошечные глиняные горшочки с твердыми духами мамы, косточки розовых апельсинов, которые лежали у меня на столе, ‒ я вынула их из сухой круглой дольки. Еще взяла веточку сушеной цветущей липы. Это не просто предметы, а символы. Кусочки моего сердца.
Переодеться я смогла с большим трудом, мне помогала мама. Мы разрезали платье, потому что снималось оно через голову, и вместе надели блузу, которая спасла ситуацию ‒ она представляла собой длинный, специально скроенный отрез ткани с дырой в центре, так что я легко продела голову, а остальное нужно было просто обмотать вокруг торса, крест-накрест, большими полосами, и в конце сделать из остатка плоский пояс. Я выбрала широкие плотные штаны рух, прихваченные у щиколоток, и мягкие
