со всех сторон, постоянный, привычный, которого не замечал. Но вот он исчез, и стало заметно.
Колёса скрипели, карета катилась, путники спали как ни в чем не бывало. Но что-то произошло.
Он начал думать…
И тут появилась догадка. Быстрая, как молния, простая и нелепая одновременно.
Бесполезный аккуратно поднялся с сиденья, стараясь никого не тревожить, и приоткрыл дверь в карету.
На равнине было темно. Странный гул, который затих, возможно, был связан с небом. Во время сезона его не замечаешь, как не замечаешь шум падающей воды, если живёшь рядом с мельницей. Да и потом, всё эти звуки можно было списать на ужасную казнь, к которой его приговорили. Такое не исчезает бесследно.
Но теперь парень понял – гул шёл с небес, они погасли – и стало тихо. И как он слышал животных, как слышал деревья, так же он слышал и небо. Небо волновало не только светом, и, возможно, поэтому даже с завязанными глазами люди чувствовали себя неуютно.
Обо всём этом парень подумал, пока стоял, склонившись над входом и сквозь приоткрытую дверь смотрел на равнину.
Но больше его поразило другое. Сезон пылающих только начался, шёл первый месяц, а небо погасло. Такого быть не могло.
Карета вздрогнула и остановилась.
К двери подошёл Долговязый.
– Добрых, – поздоровался парень.
Мужчина кивнул.
Путники нехотя заворочались, не желая вновь возвращаться в тусклую душную реальность. Но вид открытой кареты разбудил их мгновенно, так, как будит щелчок у самого носа.
– Неужели, – Первая приняла у напарника лампу.
– Подождите, – Терпеливый прокашлялся, – за всю мою жизнь я такого не помню. Хотя нет, однажды похожее было. Небеса погасли чуть раньше. Но чтобы сезон закончился, только начавшись…
– Видимо, люди совсем разозлили Обиженного, – добавила Любящая, – напомню, и день закончился раньше.
– Какой-то несезон сезонов, – скаламбурила Первая.
И тут же фыркнула, осознав самую главную проблему – теперь, в темноту, помноженную на туман, остаётся одно – полагаться на чутьё топтуна, который уже не раз ходил этим маршрутом. Но ходить по маршруту днём, и ходить по маршруту ночью – это не то же самое, хотя топтуны и в темноте не сбивались с дороги.
Сквозь легкую дымку сияла Белая Россыпь – вечный ориентир проводников, небольшое светлое пятно, напоминавшее распростёршую крылья летучую мышь. Как, собственно, его и называли в Заводье.
Надо держаться Россыпи на случай, если топтун вдруг заблудится, а других ориентиров не будет. Впрочем, до Долины остались сутки, мимо Леса они не проедут.
И всё-таки было тревожно. "Выскочил нежданчик, выскочат и другие" – говорила, бывало, бабушка, заметая листву. Эх, бабушка, бабушка, как тебя не хватает, с твоей-то уверенностью.
Первая вспомнила, как они её хоронили. Она, мама, папа, другие родственники, друзья и подруги (все, кого называли ближайшими) отправились в
