Востоку».
Я останавливаюсь, открыв рот от удивления. Он ухмыляется – его это явно веселит, и он доволен собой.
– Значит, ты меня преследуешь?
Он прижимает руку к груди, будто я ранила его.
– Вовсе нет, я просто умный! И я действовал в соответствии с прямыми указаниями декана Маккиннона – вступить в первый контакт с тобой сегодня. – Голубые, как океан, глаза на загорелом лице внимательно рассматривают меня, а от его понимающей улыбки к ушам поднимается волна тепла. – И отлично рассчитываю время. Ты явилась через пять минут после того, как я пришел.
– Быть умным и преследовать людей – не взаимоисключающие качества.
– О, я согласен. – Он трет подбородок. – Наверное, где-то есть диаграмма Венна на этот счет или график прямой пропорциональной зависимости…
Я издаю стон.
– По определению это означает, что ты используешь свой ум во зло.
Ник наклоняет голову.
– Верно. На самом деле на двух уровнях. – Он поднимает палец. – Использование сообразительности, чтобы кого-то преследовать, и, – он поднимает второй палец, – использование сообразительности, чтобы изобразить соотношение между сообразительностью и преследованием.
Я открываю рот, закрываю его, поворачиваюсь и иду прочь. Он идет следом.
Несколько минут мы идем молча, а вечер обтекает и окружает нас. Я оглядываюсь назад. Ник ступает легко, словно танцор: длинные шаги, прямая осанка. Когда мои глаза поднимаются к его лицу, я вижу, как в уголке его губ прячется улыбка. Я резко отворачиваюсь.
Через минуту он заговаривает снова. Его голос раздается у меня за спиной, и в нем звучит любопытство.
– Так ты прыгнула с обрыва? Там, в карьере?
– Нет.
– Что ж, – задумчиво произносит он, – с попаданием в кабинет декана в первый учебный день не сравнить – думаю, это рекорд, так что поздравляю, – но опыт вполне неплохой. Обрыв не очень высокий, а прыгать довольно весело.
Я поворачиваюсь лицом к нему, невольно удивившись.
– А ты сделал это?
Он усмехается.
– Ага.
– Но разве ты не любимчик декана?
Он поводит плечом.
– На бумаге у меня все отлично.
Несколько минут спустя мы доходим до перекрестка, где дорожки расходятся в разные стороны, как спицы колеса. Он ступает рядом со мной, и мы вместе идем по правой дорожке, ведущей к «Старому Востоку». Сверчки и кузнечики гудят вдалеке.
Интересно, вернулась ли Элис в нашу комнату. Мы ссорились и раньше, много раз, но так – никогда. Никогда у меня не оставалось такого чувства холода. Я вспоминаю взгляд Элис – сердитый и презрительный. Последним человеком, кто так меня отчитывал, была мама. Почему у меня так хорошо получается причинять боль тем, кого я люблю? Причинять им столько боли, что они кричат, ругаются мне в лицо.
– Декан
