ребятишек к костру…
Ирша хранил на груди тул с письмом, чтоб сразу отдать.
Об этом письме они с Гойчином тоже всю дорогу судили.
– А вдруг повеление? Семью дяди Ворона истребить?
– Да ну. За такое орудье самые лучшие состязались бы. Сам Лихарь возглавил бы. Новым ложкам на вразумление!
Убеждали друг друга, но толком не верили.
Было страшно.
В один из дней пути купеческий поезд выполз на нескончаемый, очень ровный бедовник. Впереди, в морозной дымке, стала медленно расти тёмная зубчатая стена.
– Через Светынь идём, – говорили меж собой поезжане. – Ты уж пропусти ласково, реченька!
Люди оставляли жертвенное угощение. Кое-кто клялся, что слышит, как подо льдом грохочет стремнина. Ещё говорили, Светынь до последнего воздвигала торосы, но снег давно всё изгладил. К вечеру над головой повисли страшные кручи, а возле входа в проезжую щелью путников встретили дикомыты. Тоже страшные. При косах, оружные, надменные. С берестяными завитками на плетёных щитах.
– В Торожиху, баете? Проводим бесстрашно.
И повели на подъём.
Правый берег был удивителен и чужд на каждом шагу. Самый снег лежал не так, как на левом. Согнутые, надломленные деревья иными голосами скрипели. А уж дикомытов с гнездарями и захочешь, не спутаешь! Одежда, говор, осанка! Два тайных воина смотрели во все глаза, слушали во все уши. Искали сходства с единственным дикомытом, которого знали. Сходство было, но не прямое. В стужу, пугавшую левобережников, здешние гордо шастали с непокрытыми головами – льняными, русыми, рыжеватыми. Чёрный свинец ни в чьих волосах сквозь куржу себя не казал.
А они-то надеялись…
Долго ли, коротко – в Торожиху поезд приполз, никаких обид не изведав. Встал с краю малого зеленца, на чистой песчаной площадке, под уютной сенью тумана.
Воронята помогали выстраивать сани огородом, распрягать знатно потрудившихся тягачей, поднимать шатры. Совсем рядом, в многолюдной толпе, гулял человек, отзывавшийся Нетребкину острожку. Найди снежинку в сугробе!
Неисполнимо.
А боязно до чего!
И всё кругом не такое, каким рисовалось в дороге.
– Дядя Ворон один в Ямищи на орудье ходил, – тряхнул головой Ирша. – Мы-то вдвоём! Кто на нас!
Гусляры в Торожихе
– Вот же не было ума дядю Ворона расспросить… – держась за руку побратима, шептал Гойчин.
Смелый Ирша, озираясь, тихо отвечал:
– Он в котле больше прожил, чем дома. А сюда, может, вовсе не хаживал.
Торожиха гомонила знаменитым купилищем. В ушах звон, глаза на стороны! Под низким пологом тумана – рогожные шатры улицами, большие и малые, богатые и попроще. Голоса, зазывные крики, споры, смех, песни! Снедные запахи один другого заманчивей! Людское юрово толпами, семьями туда и сюда, словно так оно и надо!
Хорошо, молодые орудники пришли с большим поездом, успели к чужим людям
