style="font-size:15px;"> – Пайпер!
– Ничего не могу с собой поделать, милая. Я-то рос в бедности.
Наставлений Анны оказалось достаточно. Свершавший обряд принципат Делари потребовал от Хекта лишь засвидетельствовать, как полагалось в таких случаях, благонадежность обращаемого.
Все прошло просто и без особой торжественности: несколько вопросов вроде «Кто ручается за этого человека?», полагающиеся по протоколу ответы, свидетельства благонадежности Титуса, ритуальное наложение дланей принципатами Бруглиони и Арньена, а потом Бронтом Донето, и вот уже Консент сделался епископальным чалдарянином, притом не из последних.
Консент, кажется, как и полагалось, был доволен. Ноя и дети, однако, не участвовали в обряде. Но жена Титуса подчиняется мужу и станет тем, кем он пожелает, а дети по бротским меркам еще слишком малы для церемонии.
– Лейтенант, твоя храбрость вызывает восхищение, – сказал Хект, пожимая Консенту руку.
Он преподнес новообращенному обычный в таких случаях дар: детям при обращении обычно дарили мелкую серебряную монетку, но Пайпер вручил Титусу золотой достоинством в пять дукатов, на котором был изображен вместе со своим гербом какой-то неведомый патриарх по имени Бонифаций. Не поскупились и высшие военные чины патриаршего войска – полковник Смоленс, Клэй Седлако, Хаган Брокк и их помощники. Консент начинает новую жизнь, ему придется нелегко – полагаться теперь он может лишь на свои умения.
Консент был дэвом, но, несмотря на это, в Пайперовом штабе его любили.
– Спасибо. Но тут важнее не храбрость, а понимание. Важно знать, чего хочешь.
Принципат Делари оказался еще щедрее Хекта. Обменявшись с новообращенным положенными любезностями, он повернулся к Пайперу и сказал:
– Можно украсть тебя на минутку? Мне нужно побеседовать с тобой наедине.
– Конечно, ваша милость. Не расстроишься, лейтенант?
На этот раз до Титуса дошел смысл этого самого «лейтенант». Он просиял. Консент только что перешел из одного лагеря в другой, и на новом месте ему были рады.
– Что случилось, ваша милость?
– Отойдем.
Вслед за стариком Пайпер поднялся по лестнице. Личные покои принципата оказались еще более спартанскими, чем общие комнаты на первом этаже. Даже по меркам самого Пайпера.
В своем особняке Муньеро Делари не держал предметов роскоши и не предавался разврату. Это вызывало уважение. Зато комнаты принципата во дворце Чиаро были обставлены с необычайной пышностью – в угоду его любимчику.
В комнате, где они очутились, были белые оштукатуренные стены, посередине стоял грубо сколоченный стол и три стула, в двух глиняных светильниках горело дешевое масло без запаха. Амулет кольнул Хекту запястье.
– Я занялся Руденсом Шнайделем, – сказал Делари, усевшись. – Он сейчас в Вискесменте.
Принципат дернул за шнурок, и где-то приглушенно зазвонил колокольчик.
– Вам
