сделал два размашистых шага и хлопнул папкой по столу. Засвистел чайник, Тима снял его с огня.
– Соловей Тимофей Иванович, – Валерий Гаврилович был вылитая горилла, когда двигал губами, – ты снимаешься с оперативной работы.
Столас перестал выкусывать воздух между пальцами и покосился на Тиму.
– Э-э-э-э, – начал было Соловей, уменьшая ширину улыбки. Гасионов перебил его:
– Новое задание. Наш отставной по Крыму Демерджи доложил об экстраординарной активности. По его данным, в Гурзуфе появились неучтённые близнецы-двусторонники, открывшие несколько разломов, вследствие которых случилось землетрясение. Мы запросили информацию у нашего действующего сотрудника, Ахвала Букрябова, но оказалось, что его нет на месте. Езжай, встреться с этим Демерджи, осмотри местность. Выясни, где Ахвал. Если информация верна, близнецов надо найти и поставить на учёт.
– Также мне нужно уплотнить перегородку? – Тима открыл папку. Кипа документов с голубыми подписями и печатями. Он никогда не понимал официального языка, не мог за этими длинными, неповоротливыми, как пеликаны, словами уловить суть. Наверняка это был приказ о командировке, адрес следования и прочая лабудень.
– Именно так, – подтвердил Гасионов.
– Что ж, возьму на всякий случай побольше затычек.
Когда за Валерием Гавриловичем закрылась дверь, они посмотрели друг на друга и прыснули.
– Нет, ты видел?! – воскликнул Столас. – Руки тебе не подал!
Тима хохотал так, что пропал звук. Только изредка крякал.
– Соловей Тимофей ибн Иван, – задребезжал ворокот высоким голосом. – Я, ОЧЕНЬ ВАЖНЫЙ НАЧАЛЬНИК, поручаю тебе сверхсекретное задание. Почти ТАКОЕ ЖЕ ВАЖНОЕ, как я, но не настолько. Где мои бумажечки? – Столас сделал вид, что роется в подмышке. – Вот она, папочка, моя прелесть… – Он замахал крыльями, словно ронял что-то невидимое, и тут же сам свалился со стола.
Соловей утирал слёзы:
– А ботинки его? В них можно смотреться, как в зеркало.
– Гориллыч всегда любил блестящее. – Взъерошенный ворокот с усилием поднимался по ножке стола, забыв, что умеет летать.
– Какой же идиот! – Тима наконец отдышался. – Он ведь и раньше всё карьеру строил, выслуживался, мечтал над другими возвышаться… и лил, лил свой елей. Ладно, пойду собираться.
– Полетишь? – Столас уже расхаживал туда-сюда по обеденному столу. – На своих двоих?
– Конечно! Начальство ж приказало! Поезда я ненавижу, накатался. И тем более самолёты. Сам поэтому.
– Увидишь своего старого друга водяного, спроси его про мой подарок, – промурлыкал ворокот.
– Угу, – бросил Соловей через плечо. – Ты остаёшься на хозяйстве.
– А то. Корма побольше насыпь мне.
Это было ещё одно несомненное достоинство работы в конторе: в подвале на Ленивке работала неплохая лавка, в которой можно было запастись «для хозяйства».
