Нолан.
Яично-желтая липа сказала листвой «пфф» у Али над головой.
В реальности режиссеры, если и удостаивали посещением кастинги, не представлялись вовсе. Как и прочие лица. На доступных по объявлениям пробах Аля видела перед собой двух-трех человек (редко больше), которые не называли своих имен и смотрели на Свирскую усталыми флисовыми глазами. Но сгустившийся сейчас перед ней воображаемый режиссер понимал в кино побольше их всех и он, конечно, хотел узнать Алю получше.
– Что рассказать вам, дорогой Кристофер? Года в два или три я проглотила волчок. Так моя бабушка говорила. Вроде, у одних шило в заднице, а у меня волчок в попе. Извините, из песни слова не выкинешь! Я в детском саду то и дело пела и выступала: от улыыбки станет всем светлеей – и тэ пэ. А потом дедушка мне сделал театр из фанерной коробки. Куклы – пластилиновые, самодельные (мнутся и пахнут). И я – одна за всех на разные голоса: за царевича и Кощея, Гермиону и Снейпа… Что еще? Я путаю синус с косинусом, зато тексты запоминаю с лету. Вот вы дайте мне роль – проверите! Я свои реплики в пьесе со второй читки помнила наизусть. Отчего люди не летают, как птицы? Когда стоишь на горе, так тебя и тянет лететь. Вот так бы разбежалась, подняла руки и полетела! Я ходила в театральную студию, между прочим, пять лет. Можно сказать, была примой. Как нам хлопали после «Ромео и Джульетты»! Стою на сцене, ноги трясутся, кланяемся зрителям, а шум у меня в ушах такой, словно я под динамиком с меня ростом. Я все помню: букеты после спектакля, как я потом розы спасала в ванной, помню свое джульеттино платье (белое с зеленым бархатным кантом, мы сами шили), как мы с подружкой гуглили театральные вузы, читали про каждый, воображали… Ну вот. А потом я провалилась во ВГИК. Кристофер, вы ж понимаете, что это ерунда? Скольким знаменитым актерам так говорили: нет таланта, не подходите… Я читала, это же сплошь и рядом! Вот хоть этот… забыла фамилию. А я волновалась. Может, поэтому еще? На последнем туре срезали. Ну, возвращаюсь я с чемоданом в Ярославль…
«На щите» – сказал дедушка. Когда отправлял, говорил: «Давай, на щите или со щитом!» А оказалось, на щите. Дед замечательный. Але вспомнилось, как уютно сидеть в глубоком кресле, поджав под себя ноги, читая что-нибудь, и тут слышишь тихий стук карандаша – не поворачиваясь, ясно, что это дед задумался, проверяя рефераты, выстукивает ритм на столе. Дед преподает историю в универе. Это он когда-то рассказал про ярославский театр – что нет, не просто абы какой драмтеатр в провинции, а между прочим – первый из русских! В тысяча семьсот пятьдесят-лохматом году открылся, купеческий сын Федор Волков замутил это дело, не сиделось ему в лавке, понимаешь. Сначала дед рассказал, а потом уж в театральной студии про это уши прожужжали. Традиции, есть чем гордиться, бла-бла-бла. Где Федор Волков и где я? С какой стати мне взаймы за его театр гордиться? Я за себя хочу. Но пока не выходит. Понимаешь, Кристофер?
Кристофер – ты на самом деле Кристофер Робин,
