хочешь – можешь вернуться в родные края, помогу чем смогу. В конце концов, договорились, что сын остается при нем и живет в городской квартире, которая остается им с сестрой – пополам. Сам он строит дом для себя и новой семьи, собственно, не строит, а достраивает, ибо дом был начат еще лет за пять до развода, но простоял законсервированным из них почти половину этого срока. Новый виток строительства начался с приходом нового прораба… которым и оказалась энергичная Леля Чуток, ударение на О, ставшая через полгода новой женой мужа Алевтины. По паспорту она была Лилия, но терпеть не могла свое имя. Длинный вариант был слишком томным, а укороченный – и вовсе бесил до беспамятства. Заканчивала она столичный строительный институт, работала в этой сфере давно, рекомендации у нее были отличные. Из недостатков – был только пол, не очень подходящий к тому, чем она занималась, очень громкий голос, в котором появлялась бархатная хрипотца – когда она считала необходимым его понижать, и крайне саркастичное отношение к мужчинам, которое она мгновенно меняла на чуть смешливую лесть – если дело того требовало или стоило. Дом был возведен в кратчайшие сроки, касательно квартиры Леля не возражала, и хотя внутри себя явно презирала тюху Алевтину, тем не менее, никак этого не показывала, была ровна, предупредительна, помогала с переездом, когда Алевтина решила вернуться туда, где родилась. Дочь она забрала с собой, а из квартиры взяла только украшения и носильные вещи, да и то лишь самые необходимые. Сказала, что найдет работу и снимет себе жилье.
Муж попытался предложить помощь в возможной войне с Ираидой Львовной за раздел квартиры, но Алевтина одним движением пресекла его инициативу.
– Не надо, Олег, – сказала она, прерывая его нетерпеливым жестом. – Оставим это. Я ничего не хочу затевать. Мы расстались. А про «поделится» – она поделится, только когда сама ко мне на коленях приползет, но этого точно не будет, можно не ждать. Детей у них нет, и я подозреваю, не будет, а после ее смерти все и так нашим перейдет. Точнее, сначала мне как наследнице второй очереди, а потом – им от меня.
– А муж? – прищурилась Леля, которая присутствовала при разговоре.
– Муж не в доле. И вообще, ни при чем. Он только прописан, и все. Жить может, а на имущество претендовать не может.
– А если она ему по завещанию оставит?
– Пусть. С ним договориться будет не в пример легче. И он уйдет на тот свет раньше, чем она, вот увидите. Она его уже почти съела. Как доест до конца – так его и не станет.
Леля впервые взглянула на Алевтину с уважением. Жесткая речь. Фразы – как эпитафии. А я считала ее дурой – мелькнуло у нее, – забыла, что нежелание говорить не равно неумению это делать. И не равно отсутствию мыслей. Мы могли бы подружиться, – пришла и вовсе странная идея. – Ну может еще получится. Не хочу ее
