кажется, что она может оказаться нам полезной.
– А почему мне ничего не известно про эту чудо-сигнализацию? – удивился Тимофей, знавший особняк Езерских как свою собственную квартиру.
– Потому, что её включали только единожды. Этого хватило, чтобы три горничные упали в обморок, повар обварился кипятком, старший лакей разбил фарфоровую вазу, а матушка слегла с жесточайшей мигренью.
Тимофей вспомнил, какой суеверный ужас внушали ему зловещие звуки сигнализации, и вполне понял запрет княгини. Пожалуй, Всеволод прав, эта сигнализация приведёт в трепет кого угодно.
– Сева, ты не включай сигнальный механизм до поры до времени, мы вместе решим, когда его лучше применить на практике.
– Хорошо, – донёсся ответ из соседней камеры. – Ты не знаешь, как Крыся? Накануне ареста я уговорился с ней встретиться.
Севин вопрос застал Тимофея врасплох. Он невнятно промычал что-то вроде «всё нормально» и поторопился сказать, что, возможно, сегодня они кое-что разузнают про неё.
– Как сегодня? – даже сквозь стену было слышно, как напрягся голос Всеволода. – Разве у тебя есть связь с волей? Скажи правду, что с Крысей?
Тимофей промолчал, потому что совершенно не представлял, где она сейчас и что с ней.
Никто из заключённых не мог бы догадаться, что Крыся сейчас трясётся в разбитом грузовичке по пути в Петроград из пригородной деревни Соколовка, куда сотрудники Реввоенсовета были откомандированы со спецзаданием. На извилистой просёлочной дороге, пролегавшей между двух массивов сумрачного елового леса, весна совершенно не чувствовалась. Под колёсами пригнанного из Москвы грузовика, конфискованного у фабриканта Рябушинского, лежало рыхлое снежное месиво, истоптанное копытами лошадей и накатанное санными полозьями. Грузовик, натужно гудя, то и дело норовил завалиться на бок, а зачастую и вовсе застревал, угодив колёсами в очередную припорошенную снегом выбоину.
– На выход! – кричал тогда пассажирам небритый шофёр в щегольском тулупе, перетянутом портупеей, и из кузова один за другим начинали выпрыгивать иззябшие за дальнюю дорогу члены Революционного комитета.
Статная комиссарша в накинутой поверх кожанки шубе, отобранной у купчихи Громовой, переминаясь с ноги на ногу, зычно командовала:
– Налегай, товарищи! Покрепче! Товарищ Маша, не отставай!
Каждый раз, когда Кристина слышала «товарищ Маша», она на мгновение замирала, не сразу соображая, что это обращаются к ней, настолько чужим и ненастоящим казалось ей это вымышленное имя.
«Зачем я назвалась именно Машей? – думала она, толкая двумя руками кузов тяжёлого грузовика. – Надо было придумать себе другое имя. Наверняка комиссарша уже что-то заподозрила».
– Молодец сестрёнка, от души помогаешь, – похвалил её пыхтевший рядом краснофлотец, – сразу видно, наша, крестьянская косточка.
– Мой папа – сапожник, – машинально отозвалась Кристина,
