площадке, когда она кричит мне это.
Как моя мать. Шлюха как моя мать.
Скажите мне пожалуйста, какой мне надо быть, чтобы никто не узнал, какая я на самом деле?
Или это то, чего уже нельзя изменить?
Я закрываю глаза и представляю себя на сцене.
Нежная драматическая героиня в длинном белом платье.
– Забудь себя, – шепчет одними губами, так, словно жаждет воды.
– Я забуду, а что взамен?
– Безопасность.
– Бери
Никто не назовет тебя больше шлюхой. Никогда.
Просто спрячься.
***
15 лет.
Кажется, мой дядя тоже не оправился от смерти мамы – его сестры.
Как и дедушка.
Интересно, почему все мужчины в нашей семье такие слабые?
Почему мы с сестрой от смерти мамы оправились, бабушка от смерти дочери оправилась, а они нет?
И почему все издевательства дяди Славы воспринимаются как шутки. Ему бы с этим всем в КВН, потому что “шутки” так и льются бесконечным потоком, в основном, на меня.
Сестра уже сбежала из дома.
Дяде во мне не нравится все: слишком длинный нос, прыщи на лбу, волосы на руках…
Нет во мне ничего, за что бы он меня похвалил или хотя бы промолчал. И я, наверное, никогда не забуду, как он брезгливо отпрыгивал и ругал меня, когда я лет в шесть подхватила вшей.
Я для него что-то вроде служанки – принеси, подай, сгоняй за сигаретами «Прима» в красной упаковке. Вместо пульта для телека – переключаю каналы. А зовет он меня не по имени, а по фамилии и почему-то в мужском роде. Мне еще повезло: сестру он вообще называет уродом. Прямо так и говорит – урод.
В детстве, чтобы не сойти с ума, я убедила себя, что это нормально и что проблема действительно во мне. Ведь никто из взрослых не возражал ему, не заступался.
А всякое мое несогласие и попытки отстоять себя, которых с возрастом становилось все больше, высмеивались и, в итоге, выходили мне боком. Я привыкла душить в себе закипающую ярость.
Сейчас мне 15, дядя живет не с нами, так гораздо спокойнее, и у меня, наконец, появилась своя комната.
***
15
Ещё неделю назад я получила очередное письмо от папы.
Но так и не села за ответ.
Вру себе, что времени нет – уроков много. Но где-то в глубине, понимаю, что не напишу ему больше ни строчки.
***
17
Я совершенно не помню тот день, когда отец вернулся.
Помню только, что не было ни объятий, ни смеха, ни тёплых слов. Ни всего того, что я представляла себе все эти десять лет, пока ждала его.
Теперь я сижу вечерами в кухне у окна, и слушаю Сплин в наушниках на полную громкость.
Потому что в моей комнате теперь живёт совершенно незнакомый чужой человек, который называет меня дочерью.
Если бы я только могла поговорить с собой маленькой,
