смакую это неизвестное мне слово.
Приятно познакомиться, меня зовут Ева.
ВЗА-ИМ-НОСТЬ.
Это то, что неизбежно должно было случится с тобой, о, нежная актриса в прозрачном платьице на голое наглое тело.
Люби, пока тебя не найдут обведенной мелом утром, в его прихожей.
Люби, пока он не превратится в дракона и не разорвет твое сердце когтями в клочья.
Один наушник тебе, другой ему.
Автобус вдруг резко тормозит, и я решаю, что это отличный повод уронить голову ему на плечо. Подхватывает, сцепляемся пальцами. Держимся.
Дыхание перехватывает, от того, как много приходится сдерживать, чтобы не расплескаться в трясущемся автобусе.
Я его солнце, а он мое чудо.
Он гладит мою голову, пока я жмурюсь и загадываю, чтобы эта ночь никогда не заканчивалась. Он просит о том же.
20
Я умею дышать под водой. Наверное, я русалка. По крайней мере, у меня точно есть хвост.
Я с какой-то небывалой сноровкой плыву под толщей воды. Мне не страшно. Я часть океана, и, кажется, ещё немного и растворюсь в нем. Вода проходит сквозь меня и затягивает все глубже и глубже.
Но ведь так не бывает! Я, что, сплю?
И как только я об этом подумала, вдруг резко стало не хватать воздуха и… я проснулась от собственного захлебывающегося кашля.
Я рефлекторно повернулась на бок и открыла глаза.
Никого. Мокрое плечо и зловонная лужа рядом. Вместо океана.
Я не помню, как я вернулась вчера домой. Помню только, что, когда пришла, его все ещё не было. И все ещё нет.
21
А что если Бегбедер прав и любовь действительно живет три года?
Что если та пустота и безысходность, которые я ощущаю в его отсутствие, это похороны любви?
Десятки смс в день, чтобы получить ответ всего лишь на один вопрос: где ты?
Где ты?
Моя актриса с завязанными глазами мечется по сцене из угла в угол и не может найти своего возлюбленного.
И вот уже опускается занавес и черный драп пожирает ее белое платье.
Но в зале все еще слышно, как она зовет его охрипшим голосом.
Слепая, со стертыми в кровь стопами, даже после смерти она не может смириться с тем, что его больше нет.
22
Переполненный автобус после двухнедельного заточения в больнице – то ещё испытание.
Бабка напротив, кажется, пытается просверлить во мне дыру.
А я – понять, куда именно она смотрит. Ну, конечно! Провожу ладонью по затылку – и чувствую приятный отросший ёжик. Если бы она видела меня три недели назад, когда я только побрилась…
Том Йорк, поющий в наушниках, не предвещает ничего хорошего, но я точно знаю, что хуже уже не будет. Только если я останусь на улице, но вроде как на мой ноут нашёлся покупатель и я смогу оплатить комнату в этом месяце. А там посмотрим.
