рыцарей коснется скамейки. Если доведется поднимать кубок, то пить нужно просто за здравие его милости и не упражняться в остроумии – а то, неровен час, нагородишь глупостей. Недурно также запомнить, что Шейланд враждует с западниками и дружит с Ориджинами, потому о первых надлежит помалкивать, а вторых, по возможности, хвалить.
– Еще вот что. Если доведется говорить с молодой женой графа – вряд ли, конечно, но вдруг! Руку взаправду не целуй, а только тронь кончиком носа. Графиню можешь звать «миледи» или «ваша милость», но лучше скажи «ваша светлость». Она герцогского рода, ей будет приятно.
– Герцогского рода?.. – присвистнул Джоакин. – И кто же она?..
Тут их прервали: откинулся полог, и в фургон просунулась мокрая голова Вихренка.
– Хозяин, там такое дело…
– Где?
– Во второй повозке.
– И что там?
– У нас хворый обнаружился! Малец из Ниара посинел!
– Тьма холодная, – Хармон сплюнул. Вздохнул, закутался в плащ. – Что же, идем глянем…
Торговец выбрался из фургона, Джоакин следом. Снаружи лупил холодный дождь. Если положить руку на сердце, то Хармону ни капельки не хотелось глядеть на хворого. Чего хотелось – так это сесть в свою повозку и прямо сейчас дать ходу. Коль среди ниарцев есть один синюшник, то может и второй найтись, а там и третий. А там, глядишь, и сам Хармон-торговец станет ртом воздух глотать да глаза выпучивать. Нет уж, держи монету в кармане, а хворь – за горами!
Проблема состояла как раз в монете: в том фургоне товара было этак на дюжину эфесов, да плюс сама телега с лошадьми. Жалко! И зачем только он дал слабину в Излучине, взял с собой этих чертовых беженцев?.. Скрепя сердце, Хармон забрался во вторую повозку.
Внутри горела масляная лампа. Весь честной народ сгрудился в спальной половине фургона, застеленной одеялами. Виновника переполоха торговец разглядел не сразу: малярский внучок забился в тенистую щель между ящиками в дальнем конце повозки. Рядом находился его дед. В проходе стоял Снайп, отгораживая Маляра с Маляренком от остальной компании. Дезертир держал боевой топор, выставив его перед собой – не так, чтобы рубить, но так, чтобы не дать отщепенцам приблизиться к стаду.
– Проваливайте, ну! Больше повторять не стану! – рычал Снайп, когда Хармон забрался в фургон.
– Хозяин здесь! Вот его и послушаем, – сказала Луиза.
– Что тут у вас творится? – спросил Хармон, хотя прекрасно видел, что.
– Малец принес на себе мор, вот что. У него вся рожа посинела.
– А ну-ка, дайте поглядеть, – сказал Хармон.
Народ расступился. Торговец не имел желания приближаться к мальчику, сунул лампу в руку Снайпа:
– Посвети-ка.
– Еще чего… – фыркнул охранник и передал лампу Маляру.
Тот
