За них не жалко и сразиться».
Видно, мельницы-то ему про войну и навеяли, поскольку Джоакин принялся часто вспоминать ее и при удобном случае рассказывать. Доксет за обедом сочинял для Вихренка очередную басню:
– …окружили мы, значит, поезд, но что с ним делать? Ладно бы у нас алебарды были – тогда еще ничего. Но копьями-то его не возьмешь!
Джоакин приосанился, кашлянул и встрял:
– Это, Доксет, давно было. Встарь, может, и так воевали, как ты говоришь. Но сейчас-то все переменилось! Военная наука не стоит на месте. Со мною вот как было прошлым летом. Подошли мы к броду через реку, а на той стороне враг окопался. Граф Рантигар зовет меня и велит: «Возьми с собою сотню конников – самых отчаянных, каких найдешь. Ночью идите вверх по реке и переплывите, а утром с тыла по врагу ударите. Но смотрите: кроме кожи, никаких лат не надевайте, а то потонете все». Мы так и сделали – переплыли реку, с рассветом ударили в тыл Мельникам и опрокинули их в воду. А когда рубились, я понял для себя: легкие доспехи имеют большое преимущество – в бою лучше быть быстрым соколом, чем неуклюжим медведем! Если хотите знать, с тех пор я и не ношу кольчугу.
Естественно, Джоакин не обращал ни малейшего внимания на то, слушает ли Полли его рассказ. А когда девушка хотела наполнить его миску, он с непроницаемым лицом ответил:
– Благодарствую, отчего-то я не голоден. Мирная жизнь не способствует аппетиту.
Даже вечерами, когда Полли пела у костра, Джоакин находил возможность показать свое ровное отношение к ней. Он, конечно, слушал вместе со всеми, как того требует вежливость, но всем своим хмурым видом показывал, что пение не приносит ему ни малейшего удовольствия, и с тем же успехом – если бы не хорошее воспитание – он мог бы удалиться и слушать сверчков да разглядывать Звезду в небе.
Нужно отметить: Полли отвечала ему взаимностью. Девушка тоже не обращала внимания на молодого воина… и ей это стоило куда меньших усилий, чем ему.
Истомилась, исхудала, то смеюсь, то плачу.
Вот, какая ты, любовь! Я думала иначе.
До чего же легко быть просто любимой…
И ушла его искать, оставив родину.
Братья, матушка, отец, нет у вас дочки —
Побежала в степь к Нему, прямо среди ночи.
Гонит, гонит, в степь любовь прямо среди ночи.
– Хозяин, вы нам так и не рассказали: что в письме-то было? – спросила Луиза, когда обоз свернул с привычного Торгового тракта на Озерную дорогу. После Излучины прошла неделя.
– С чего это тебе стало любопытно?
– Мне и было любопытно. Я думала, сами скажете, а вы все не говорите. Как тут не спросить?
– Что было в письме?.. Хм… – Хармон сознался: – По правде, я и сам не вполне понял.
– Как так?
– Сама посуди, – сказал Хармон и прочел.
В письме говорилось:
