style="font-size:15px;"> – На это не рассчитывай, – прямо сказал Семечкин. – Мы в дела местных аборигенов не влезаем и ничего в них не понимаем. Вы, человечки, всегда путаете физические тела и разные процессы. Лучше проси что-нибудь материальное, понятное мне и моим землякам. Собственную статую из платины, автомобиль «Москвич».
– А зачем вы нам, людям, помогаете? – Алик остановился, разглядывая, появившиеся возле «Дупла», кусты роз, уже засыхающие, нелепо торчащие прямо из асфальта.
– Можно сказать, по привычке и врожденному менталитету, – сказал Семечкин. – Вообще-то, таковы обычаи в нашем мире. Выполнение любого желания обитателя нашего мира – это закон для нашего общества. Все всегда получают, что желают. На этом я и погорел. Получил гораздо больше, чем хотел.
Эти слова Семечкин сказал, уже спускаясь по лестнице в «Дупло». Алик шел за ним. Семечкин все твердил, все обсуждал прежнюю тему:
– Мы не можем научить тебя петь и играть на гавайской гитаре.
– Мне не надо на гавайской.
– И английскому языку и латыни не можем, – не слушая его, продолжал Семечкин. – И идишу. И умению разбираться в классической философии, танцевать танго и ткать ковры. И заявки по осчастливливанию народов не выполняем. Бывали подобные. А один перец как-то попросил оживить ему мраморную статую. Пробовали, но не сумели, живых людей и прочих зверьков теперь не создаем.
– Я, вроде, слышал про это происшествие со статуей. Наверное, читал в прессе, – пробормотал Алик. Странно, но сейчас приходилось верить Семечкину.
Обнаружилось, что внутри «Дупла» пусто, ни одного посетителя, а за стойкой – незнакомая буфетчица, мордастая и румяная девка.
Она неохотно объяснила, что Сонька вдруг помолодела, похорошела и резко уволилась. Говорит, что собирается поступать в Институт киноискусства на артистку.
– У нас тоже праздник, – произнес Алик. Он достал только что добытую пачку денег, бережно запаянную прежним хозяином в целлофан. Небрежно похлопал ей по стойке. – Достань чего-нибудь из лучшего здесь! Из напитков самое подходящее в этот момент – пожалуй, шампанское. Лучшего и самого дорогого сорта!
– Самое лучшее, оно же самое единственное – «Советское полусухое», – ответила новая буфетчица.
– Зато, наверное, выдержанное. Местным алкашам оно неинтересно и простояло на полке должно быть лет двадцать. Шампанское в пыли подавай, как принято по этикету в лучших домах.
– У нас нигде пыли нет, – недовольно произнесла буфетчица.
На подоконнике по-прежнему стоял горшок. В нем теперь рос огурец, покрытый мягкими колючками, рудиментами былого кактуса. Телевизор, висящий под потолком, работал, но звук выключили. Показывали мумию Алешеньки из Кыштыма.
Алик и Семечкин остались стоять у стойки.
– Слушай, а ковер во дворе ты чей выбивал? Чужой? – Спросил Алик.
– Ну
