мучительная тайна фотографий, а вот теперь и записка. Это уже было чересчур. Интересно, кто хотел таким образом ее, Клеманс, напугать? Кто бы он ни был, ему это удалось. Дрожащими руками скомкав записку, Клеманс бросила ее в корзину для бумаг. Затем снова посмотрела на пачку фотографий. Разложила их на туалетном столике, надеясь найти ключ к разгадке, хоть что-то, способное указать на отправителя фотографий. А самое важное – объяснить почему. Фотографий было восемь. На двух была запечатлена их старая нарядная французская вилла, на одной – сгоревший кабинет отца, на остальных – фруктовые и другие сады, включая тот, где находился колодец. И как Клеманс ни старалась стереть из памяти прошлое, ее разум отказывался это сделать.
И хотя Патрис Калье ни словом, ни жестом не намекнул, будто он что-то знает о пожаре, после его появления в касбе Клеманс потеряла покой. У Патриса, которому перевалило за семьдесят, были все те же бесстыжие глаза – глаза человека, способного при первой возможности переступить черту. До крови прикусив щеку, Клеманс еще раз вгляделась в фотографии и вспомнила, каким он был ребенком. Одиноким. Неприятным. Навязчивым. Клеманс пока не имела ответа, кто мог прислать те фотографии. А вдруг это все-таки он? Что, если он пришел по ее душу? Внезапно ей стало нехорошо.
Она остро нуждалась в близком человеке, в ком-то, кто любил бы ее так, как ей хотелось. В ком-то, кому она могла бы доверить свои ужасные секреты и кто смог бы утешить ее, сказав, что все образуется. Но, когда у Клеманс появился такой шанс, страх помешал ей им воспользоваться. В тот момент она была холодной, одинокой и так отчаянно стремилась скрыть правду, что оттолкнула единственного мужчину, в которого позволила себе влюбиться. Сейчас она жалела, что не может обратить время вспять.
Клеманс выгнула спину и повращала плечами, чтобы снять напряжение от засевшего внутри упорного страха. Чем сильнее она пыталась подавить боль прошлого, тем сильнее та становилась. Боль притаилась в засаде, чудовищная и пугающая. Клеманс отчаянно боролась не только за сохранение здравости рассудка, но и за банальное выживание и теперь боялась потерять контроль, если прошлое ненароком выплывет наружу. Освобождаясь от тягостных воспоминаний, она убрала фотографии в конверт, а конверт спрятала в ящик туалетного столика. Никаких зацепок. Никаких ключей к разгадке, и тем не менее Клеманс была абсолютно уверена, что фотография сгоревшего кабинета отца была неким адресованным ей посланием.
Тем временем из Марракеша вернулся Ахмед. Он отвел Клеманс во внутренний дворик, где резкий аромат цитрусовых деревьев смешивался со сладким запахом роз и жасмина. Отдав пакет с лекарством для Мадлен, за стаканом свежевыжатого апельсинового сока, приготовленного Надией, Ахмед рассказал о дорожной аварии, в которую попала Викки.
– Так ты говоришь, это была просто авария? – уловив нотки сомнения в его голосе, нахмурилась Клеманс.
– Нет, мадам. – Ахмед на секунду замялся. – Похоже, автомобиль специально столкнули с дороги.
– Боже правый! Что мне нужно сделать?
– Викки в порядке. Пара царапин. И все.
