ноги, выгнув спину и издавая любовное мурчание самым низким контральто.
Хозяйка посадила меня к себе на колени и принялась гладить и почесывать, и вот, в то самое время, когда я с нежностью глядела в ее глаза, полные слез, на Бонд-стрит разыгралась сцена, имевшая для меня роковые последствия.
Пак[251], один из племянников Пуфа, претендовавший на его наследство, в ту пору проживал в казарме лейб-гвардейцев. Коварный обманщик повстречал my dear Бриске и поздравил его с тем впечатлением, какое он произвел на меня, прибавив, что я устояла перед чарами самых пленительных Котофеев Англии. Тщеславный француз отвечал, что был счастлив обратить на себя мое внимание, но терпеть не может Кошек, которые только и знают, что говорить о воздержанности и Библии.
– Ах, так значит, она с вами говорит? – спросил Пак.
Таким образом милый француз пал жертвой английской дипломатии; однако оплошность его принадлежит к числу тех, которые ни одна благовоспитанная английская Кошка простить не может. Этот юный повеса вел себя совершенно непристойно. Подумать только, он осмелился в Парке поклониться мне и даже заговорил со мной так непринужденно, как если бы мы были знакомы. Я держалась холодно и строго. Кучер, заметив этого француза, вытянул его кнутом и едва не убил. Бриске бросил на меня взгляд, от которого все во мне переменилось: я полюбила этого Кота за бесстрашие, с которым он снес удар, ибо видел только меня одну, чувствовал только блаженство от пребывания подле меня и смирял свою природу, которая заставляет любого Кота спасаться бегством при первых признаках опасности. Он не угадал, что, несмотря на внешнюю холодность, я умирала от любви. С этой минуты я решилась позволить себя увезти. Вечером на крыше я, не помня себя, бросилась в его объятия.
– My dear, – сказала я ему, – найдется ли у вас достаточно денег, чтобы возместить ущерб старому Пуфу?
– Весь мой капитал, – отвечал француз со смехом, – это мои усы, лапы и хвост[252].
И он горделиво взмахнул этим самым хвостом.
– У вас нет капитала! – воскликнула я. – Да вы, my dear, просто авантюрист.
– Я люблю авантюры, – отвечал он с нежностью. – Во Франции в тех обстоятельствах, которые ты имеешь в виду, Коты дерутся! Они пускают в ход не деньги, а когти.
– Несчастная страна! – сказала я. – Как же можно отправлять в чужие края, в посольства, Зверей столь неимущих?
– В том-то и дело, – отвечал Бриске. – Наше новое правительство не любит деньги… в карманах своих служащих: оно ценит только богатство ума.
Любезный Бриске, говоря со мной, имел вид столь самодовольный, что я начала подозревать его в фатоватости.
– Любовь без капитала – это нонсенс! – сказала я. – Если вы будете рыскать по улицам в поисках пищи, у вас не останется времени на меня, любезнейший.
Вместо ответа милейший француз напомнил мне, что его бабушка
От англ. Puck – шалун, проказник. Это имя носит лесной дух в комедии Шекспира «Сон в летнюю ночь», очередной французский перевод которой вышел в свет в начале 1840 года, однако утверждать, что Бальзак почерпнул имя погубителя Красотки именно оттуда, невозможно. Имя Пак фигурирует и в «Истории Богемского короля» Нодье (романе, который Бальзак ценил очень высоко), однако там его носит благородный спаниель.
Ср. не менее гордое заявление другого литературного Кота, по имени Матроскин, появившегося на свет столетием позже, в повести «Дядя Федор, пес и кот» (1973): «Лапы, хвост и усы! Вот мои документы».
