бы только открыть рот, как люди в белых халатах закалывали её успокоительными препаратами. Для чего они это делали? Неужели не видели, что она не одна из тех, кому нужна была их помощь?
Очертания жизни за ржавыми решётками медленно, но верно становились всё более и более размытыми. Своё собственное тело казалось совершенно чужим и неестественным. От невозможности по-человечески принимать ванну, регулярно смывать жирный сальный блеск с волос, да и даже просто спокойно умыться, тело приобрело такую форму, которую можно было назвать не иначе как «отвратная версия себя». Да и чего можно было ожидать от подобного места, где даже простой душ стал унизительным кошмаром.
Приходилось мыться в маленькой сырой комнате где-то в подвале, где своё тело намывали не только душевнобольные женщины, но и всякая живность в виде сороконожек. Время на водные процедуры было ограниченным – всего пять минут, а после этого включалась ледяная вода. Так их и учили режиму дня и рациональному распоряжению временем, но девушке всегда казалось, что это простые издевательства над теми, кто даже в ответ ничего сказать не мог; а если и говорил, то неделю бы драил ту же душевую комнату.
Единственное спасение и лучик света в тёмном царстве – обрывистые и блеклые воспоминания из прошлого. Семья Рейлин всегда казалась некой идеальной версией семейного счастья. Послеобеденные прогулки, совместные пикники на природе и ловля рыбы на берегу озера. Вот только ей никогда не приходили в голову подозрения о том, что в один прекрасный день всё это могло закончиться и она осталась бы ни с чем.
– Не сопротивляйтесь, это только усугубит ваше положение, – спокойно, но уверенно произнесла медсестра. Достав из кармана шприц, женщина сняла пластмассовый колпак, а затем, подняв иглу вверх, она выпускала оттуда ненужный воздух до тех пор, пока не появилась маленькая капля жидкости.
– Для чего вы продолжаете пичкать меня успокоительными? Я абсолютно здорова! Разве вы не видите?! – в попытках доказать это проходили сутки, недели, за ними, в скором времени, и месяцы. Дни сливались друг с другом до такой степени, что было невозможно понять, что происходило вчера, а что – неделю назад.
– Мисс, прошу вас, сохраняйте спокойствие. Все препараты, которые вам назначены, подобраны в строгом соответствии с вашим диагнозом, установленным после наблюдений доктора.
В тот злосчастный день, когда матери не стало, её родная сестра – Софи, нашла завещание, в котором умершая переписала уютный одноэтажный домик у озера на имя Рейлин. Она даже и не мечтала, что однажды этот дом мог стать её собственным. Но, как оказалось, у судьбы были другие планы. В один миг всё словно перевернулось с ног на голову – прежняя жизнь оставила лишь смутный отпечаток в памяти и канула в небытие.
Рейлин не могла понять то, каким образом завистливая сестра заключила её в этом ужасном месте. Перед тем, как девушку забрали и закрыли в четырёх стенах дома покоя "Нельфонн", она отчетливо запомнила те слова, которые Софи прошептала ей на ухо: – "Дом теперь оформлен на меня", – и только в некогда белых стенах пришло осознание того, что сестра подстроила весь этот спектакль, чтобы отобрать у Рейлин дом, который по закону принадлежал ей. Она также подозревала, что тут, в больнице, у сестры были знакомые, которые и поставили ей "липовый» диагноз" – шизофрения.
– Я требую встречи с моей сестрой! Передайте ей, что я желаю разговора! – но молчание медсестры было громче любых слов. Во время очередного приступа истерики пациентки, она лишь скривила губы в выражении сожаления и нежно обхватила её руку, прежде чем ввести иглу в тонкую кожу плеча. Неприятное ощущение от иглы заставило Рейлин вскрикнуть ещё сильнее. Большую неприязнь доставляло лишь понимание того, что всё это было незаслуженно и совершенно несправедливо. Однако никто не хотел этого признать.
– Постарайтесь немного отдохнуть, мисс, – после того, как медсестра закончила, она развязала пациентку от кресла и закрыв за собой дверь, покинула палату. Рейлин снова осталась одна – наедине с собой; наедине с потрескавшимися стенами, до жути скрипучей кроватью и окном, красивый вид которого портила ржавая металлическая решетка.
– Это место… настоящий дурдом, – откинувшись обратно в кресло, Рейлин ощутила, как инъекция внутри неё начинала действовать. И абсолютно всегда возникало такое странное и обволакивающее ощущение, будто тепло медленно растекалось по венам. Мир вокруг становился всё более туманным и далеким, а силы покидали её, не оставляя места для дальнейших мыслей. – "С каждым днём здесь я чувствую, как часть меня умирает. Но я не дам себя сломать. Я найду способ выбраться".
~
– Рейлин, время пробуждаться. Как себя чувствуешь? – она медленно открыла глаза, привыкая к рассеянному свету комнаты, и увидела перед собой фигуру мужчины, чей взгляд был непоколебимо устремлён на неё. И ведь после успокоительного,
