вспоминать такие вещи, да еще так внезапно, так отчетливо. Возможно, это была еще одна магическая тайна, связанная с белыми волосами? Может быть, они заставляли вспоминать все с самого начала? Нет, не это… Дело было просто в том, что когда-то – Эш уже и не помнил, как давно, – ему казалось, что он будет приветствовать смерть с распростертыми объятиями, но теперь он ничего похожего не ощущал.
Его лимузин пересек реку и теперь мчался к аэропорту, упорно прорываясь сквозь бешеный ветер. Лимузин был большим, тяжелым и прижимался к скользкому асфальту.
Воспоминания продолжали тесниться в голове Эша. Он был уже стар, когда всадники примчались на равнину. Он был стар, когда видел римлян в битве у стены Антонина[2], когда смотрел из кельи святого Колумбы[3] на высокие утесы Айоны…[4]
Войны. Почему они никогда не уходят из его памяти, а выжидают там во всем своем величии, совсем рядом с нежными воспоминаниями о тех, кого он любил, о танцах в горной долине, о музыке? Всадники спускаются вниз на зеленые земли, темная масса разливается, как чернила, по мирной картине, а потом их ушей достигает низкий рев и клубы дыма поднимаются бесконечными облаками…
Он внезапно очнулся.
Маленький телефон звонил. Эш схватил его и сорвал с черного крючка.
– Мистер Эш?
– Да, Реммик?
– Я подумал, вы захотите это знать, сэр. Там, в отеле «Кларидж», знакомы с вашим другом Сэмюэлем. Они уже подготовили для него его обычный номер на втором этаже, угловой, с камином. И они ждут вас. Кстати, мистер Эш, им тоже неизвестна его фамилия. Похоже, он никогда ее не называет.
– Спасибо, Реммик. Помолись немножко. Погода весьма переменчива и опасна.
Он повесил трубку, не дожидаясь, когда Реммик примется за свои обычные предостережения. «Ему не следовало говорить ничего подобного», – подумал Эш.
Но вот что было воистину изумительным: в «Кларидже» знали Сэмюэля. Представить сложно, что они к нему привыкли… Когда Эш в последний раз видел Сэмюэля, рыжие волосы его друга были спутанными и растрепанными, а лицо изрезали такие глубокие морщины, что глаза стали почти не видны, хотя время от времени вспыхивали и светились, как осколки янтаря в мягкой темной плоти. В те дни Сэмюэль одевался в лохмотья и носил на поясе пистолет. Он походил на маленького пирата, и люди на улице расступались перед ним, предпочитая обойти его стороной.
«Они все меня боятся, – жаловался Сэмюэль. – Я не могу оставаться здесь. Посмотри, они сейчас боятся даже больше, чем в давние времена…»
А теперь он стал своим в «Кларидже»! Неужели он теперь заказывал костюмы на Сэвил-роу? Неужели теперь на его грязных кожаных башмаках нет дыр? И он отказался от пистолета?
Машина остановилась, и Эшу пришлось приложить силы, чтобы открыть дверцу. Шофер бросился ему на помощь, а ветер колотил
