не прошло, как пламя разгорелось. Батюшка поспешил вверх по лестнице. Войдя на хоры, снова остановился, замер. Постоял, раздумывая, и вдруг достал из кармана просфору. Положил ее на подставку для нот и так же скоро поспешил вниз по лестнице, на ходу бросив, как бы оправдываясь:
– Все-таки человек. Нужда может быть.
Матушка попыталась закутать отца Игнатия в свой сиреневый пуховый платок.
– Отец, ты что, голый совсем?
– Отнюдь, Любонька. Я лишь на секундочку вышел.
Матушке Любови никто ее седьмого десятка не дал бы. Прозрачные и глубокие глаза возвещали о хорошей погоде на душе, а густая волнистая седина, сплетенная в толстенную косу, не терпела ни заколок, ни ободков. Потому из-под платка всегда выбивались пересыпанные солью и пеплом пряди.
Царские врата иконостаса Троице-Сергиевой лавры. XV в. Дева Мария. Возможно, работа Андрея Рублева.
И, кажется, алтарь задрожал, попытался расправить царские врата, будто крылья
Лучшего специалиста по столповому пению Москва не знала.
Богослужебные просфоры. Фото Matti.
Батюшка поспешил вверх по лестнице, замер, постоял, и вдруг достал из кармана просфору
Детей у матушки и отца Игнатия было пятеро. И ни один не дожил до совершеннолетия. Родителям пришлось пережить всех своих детей.
Матушка, рыдая и страдая, все же укреплялась с годами и становилась мягче, умиленнее. Отец Игнатий – напротив. После похорон первой и старшей дочери Софочки он словно бы надломился. Софочка умерла в первый день Великого Поста. Отец Игнатий в это роковое число служил небольшую литию и никого не принимал, только пару человек на исповеди в храме. Не сказать, чтобы он озлобился или приуныл. Он и радостным-то в привычном понимании никогда не был. Просто вдруг, при каком-либо стечении обстоятельств, по всему его существу словно бы пробегала молния. В такие моменты отца Игнатия можно было огнем жечь или рубить топором – он ничего не почувствовал бы.
Из близких немногие научились замечать в отце Игнатии внезапную скорбную перемену. Тогда к нему было подходить опасно, а не то чтобы спрашивать. Он не повышал голоса, не употреблял резких слов, но суховатые односложные ответы казались страшнее смертного приговора. Хотя было замечено: если отец Игнатий в этом состоянии молится о ком-то или о каком-либо вопросе, разрешение наступает немедленно и с невероятной силой. Так, что вопрошавшие сами бывают в ужасе: мы и не надеялись!
Матушка Люба, невольная свидетельница почти всех находящих перемен, однажды не выдержала и спросила:
– Отец, ты о чем думаешь, если вообще думаешь?
На что Батюшка ответил будто издалека:
– Мне вот гвозди в руки и ноги не забивали. Однако и у меня свой крестик есть. Больно мне, а терпения нет. Но живой пока – сама видишь!
Родился отец Игнатий 19 мая. А в иерея рукоположили ровно на Крестовоздвижение. Когда и Софочка родилась.
На
