так повезло. – Ее отец был недостаточно богат, чтобы его дочь могли избрать канефорой. Она взяла свою кашу и начала есть стоя.
Я почувствовала укол вины.
Поставив миску на стол, она достала из сундука свой лучший пеплос.
Аминта помогла Мело облачиться, а я скрепила ткань ее медными брошами, на которых не было бусин.
Аминта пробормотала:
– Ты в детстве никогда не падала?
Наверняка падала, и не раз, но у нее, в отличие от меня, правую бровь рассекал шрам. Канефора должна быть без единого изъяна. Мне и правда повезло.
Ответила ей Кинфия:
– Гнев не омрачит слова Царицы Совершенства. Она говорит только правду – и делает это как можно мягче. В противоположность обжорам, она почти ничего не ест.
Я покраснела. Я ведь так и не притронулась к своей каше. Она бы тоже не ела, если бы у нее внутри все переворачивалось от волнения!
И я действительно разозлилась – в основном на нее.
Кинфия могла бы стать канефорой, когда ей было четырнадцать, как мне сейчас, если бы она проявляла больше уважения к матери.
Аминта взяла свою кашу и прошептала:
– Кассандра, ты прекрасна, как Афродита.
Афродита была богиней любви и красоты. Смутившись, я потрепала Майру по шее.
– Ты самая красивая собака в Трое.
Как бы то ни было, сегодня мне хотелось обладать одним-единственным качеством – хорошим равновесием. Я шепотом спросила у Аминты:
– Как думаешь, я ее уроню – корзину?
– Все будет в порядке.
Кинфия нас услышала.
– Может, и не будет. Случиться может все, что угодно. Ты можешь чихнуть. Кто-нибудь другой может на тебя наткнуться. Змея…
– Хватит! – хором шикнули на нее Аминта и Мело.
Майра залаяла, окончательно прогнав сон из женской части дома.
Но слова Кинфии уже сделали свое черное дело. Я воображала всевозможные бедствия: муху, севшую мне на нос; сильный порыв ветра; молнию Зевса, поражающую корзину с безоблачного неба.
Мело и Аминта держали меня под руки, пока мы спускались по лестнице, – той самой, по которой я носилась туда-сюда по сотне раз за день, когда была младше.
– Канефора не должна упасть, – сказала Мело.
Они тоже волновались?
Майра убежала вперед и улыбалась нам от самой нижней ступеньки.
Во внутреннем дворике журчал фонтан, окруженный каменными скамейками. Я рухнула на одну из них, и Майра свернулась калачиком у моих ног. Мело и Аминта устроились на другой скамейке и зашептались, слишком тихо, чтобы я могла их расслышать. Со своей скамьи Кинфия молча смотрела на мозаичный пол.
Вдоль внешних стен стояли глиняные горшки, в которых цвел лавр. Его цветы были цветами Аполлона. Я возблагодарила бога за их дымный аромат.
– Наша Кассандра! – прогремел отец, спеша в сопровождении
