место ему тоже нашла бабушка). Квартира, в которой они жили, была куплена на бабушкины деньги. Родители по-своему любили друг друга, но Сергей быстро понял, что и источником этой любви было их совместное противостояние бабушке. Мама и папа были похожи на школьников, которые вместе прогуливают уроки и боятся попасться на глаза родителям; однажды Сергей услышал меткую формулировку: «Коллектив сплачивается общей ненавистью к начальству». Он и сам был членом этого коллектива – мама, папа, Сережа – и его это устраивало.
Но чем старше он становился, тем острее ощущалось в такой системе что-то ненормальное, раздражающее. То ли он сам стал умнее, то ли старшее поколение сдало, но постепенно в поведении взрослых все больше просвечивала глупость. Лысеющий папа и седеющая мама, все так же смущающиеся перед бабушкой, выглядели в глазах Сергея как идиоты. Его всякий раз перекашивало, когда отец позволял бабушке поправить на нем галстук («Спасибо, что бы я без вас делал, Маргарита Иванна… позвольте поцеловать вашу ручку!»), а мама, делая круглые глаза, лепетала что-то вроде: «Ой, мамочка, а я и не знала, что вот так правильно складывать рубашки!»
– Смотрите, что я нашел! – Отец вошел в комнату с какой-то палкой. – В туалете за бачком! Сто лет там не прибирались!
Отцов бодрый вид и огромная, обмотанная тряпкой и облепленная пылью палка, наверное, должны были выглядеть смешно: «Смотрите, мама, мы без вас даже прибраться не можем, у нас какая-то палка в туалете, хи-хи».
– Ого! – Потянув за край тряпки, отец размотал его: оказалось, что это и не палка вовсе, а древко флага.
– Мы с ним на демонстрации ходили, – сказала мама и улыбнулась. – Еще в детстве. Я и не думала, что он цел…
– Пылищи-то… – Бабушка покачала головой. – Неряхи!
– Теперь-то он, конечно… куда? – Папа демонстративно поскреб лысину, изображая задумчивость. – Я и не помню его, кстати… Разве что… пошить из него авоську? – Он сделал вид, будто сжимает в ладони ручки сумки и идет, легонько размахивая ей.
Мама прыснула от смеха; вот ей папин юмор всегда нравился, искренне нравился, возможно, это был второй фактор, помимо обоюдной нелюбви к бабушке, который объединял их.
– Или, может, – папа, поощренный тем, что его шутка зашла, стал развивать свою идею, – трусы семейные из него пошить? Хорошие получились бы труселя! Кр-расные!
И тут бабушка сорвалась. Сергей упустил момент, когда в ней начало проявляться недовольство, обычно он всегда замечал вскипающий в человеке гнев и умел в последний миг предотвратить взрыв, но тут образ кругленького бати в красных трусах, нарисовавшийся перед глазами, отвлек.
– Трусы? Сергей! Ты что такое несешь?! Ты в свое уме?! Это – знамя! Знамя, которое реяло над Рейхстагом…
– Ну, не то самое, Маргарита Иванна… – Отец весь покраснел, а точнее стал почти свекольного цвета, даже лысина.
– То самое! Это – символ! Как вы не понимаете?! Что вы несете? Кого я вырастила?!
– Мама,
