style="font-size:15px;"> – Ох уж эта Пип, маленькая злючка! – поправляя постоянно съезжающие на нос очки, хмыкнул Чаффи. – Помню, как она врезала мне по носу за насмешки над той девчонкой Риппонов. – Он почесал переносицу. – Я ж без всякого зла, конечно. Не знал, что она такая стеснительная. Но никогда не забуду…
Алекс кивнул, хотя практически не слушал приятеля. Он вспоминал тот день, когда впервые увидел Фиону Фергусон. Ей тогда было шестнадцать. Она уезжала из школы, в которую определил ее брат, а Алекс, мрачный из-за головной боли, мучившей его после чрезмерной дозы выпитого накануне вечером бренди, пришел туда, чтобы по настоянию сестры помочь ее подруге. Разыскивая подходящий кеб, он и увидел впервые высунувшуюся из окошка Фиону. Высокая, стройная, лицо с чуть широковатыми высокими скулами, круто изогнутые брови и сияющие голубые глаза. В этой обманчиво хрупкой девочке уже просматривалась настоящая женская красота. А золотистые волосы! Таких красивых ему до сих пор не приходилось видеть. Поблескивая на солнце, будто в них застряли дождевые капли, пряди казались вытканными из чистого золота. Решительная и уверенная в себе, она ехала к сестре и явно была готова бесстрашно ринуться на помощь, угрожай той какие-либо неприятности. Немножко волнуясь, она грациозным движением поправляла свои шикарные волосы.
Но когда он видел ее в последний раз месяц назад, Фиона изменилась: выглядела тихой, усталой и напряженной, будто ей жали слишком тесные новые туфли. Тот неукротимый блеск в ее неописуемых голубых глазах, который невольно приковывал его внимание, сменился какой-то настороженной отрешенностью. Одежда на ней была дорогая. Платье из индийского муслина и обувь из кожи молодого козленка будто утверждали, что у нее все как надо, как и должно быть. Только странная бледность мешала в это поверить.
Что произошло? Что смирило неукротимый дух, благодаря которому она смогла выжить до шестнадцати лет в обстановке лишений, неопределенности и смертей? Почему он не догадался, что с Фионой может что-то случиться? Почему он даже не поинтересовался, выезжает ли она в свет? Задав себе этот вопрос, он сразу вспомнил, что, после того как приехала его сестра Пип, он ничего на этот счет не слышал. А через год после этого? Ну, большую часть того сезона выходов он провел на континенте в роли посредника между казначеями Веллингтона и Ротшильда. Неожиданно Алекс ощутил прилив гнева: злился на маркиза, на превратности судьбы, а больше всего на себя самого. Тогда, четыре года назад, его примитивный ум рассудил, что все, в чем нуждается сестра Йена, – это домашнее тепло и пища. Вполне естественно, что когда они привезли ее в долины Йоркшира, в этот просторный дом ее деда, он решил, что девушка оказалась в раю. А ведь уже то, что Фиона с сестрой умирала от тоски в одиночестве, даже брат к ним не приезжал, должно было заставить задуматься. Таким ли уж чудесным для них было обретение семьи?
Беда в том, что он подсознательно перенес отношения в своей семье на всех, хотя, конечно же, знал, что они отнюдь не у всех такие. Алекс искренне любил не только мать и сестер, но и отчима, который, собственно, и обучил
