во сне! Причем как бы и себя там видела… Видела, как открыла один глаз – почему один? – и подмигнула сновидению. А потом… Что же было потом? Маша зажмурила глаза. «Ничего. Провал в черноту». Точно. И голова утром болела. И очень тревожно было за папу.
Маша, потирая лоб, уселась на модерновый стульчик, лениво повела глазками в сторону соседа: «А какого, собственно, ты мне снишься, а? У меня и без тебя воздыхателей полно. И во сне уже от них покоя нет».
То, что Егор, на неё «запал», сомнению не подлежало. Нет, конечно, он милый. И необычный. Проникнуть в её сон… Круто. «А ведь мне хорошо с ним. Флюиды от него, что ли, какие исходят? Эй! Ты что – поплыла?»
Тут она вдруг чихнула. Вздрогнув, Антон Григорьевич отложил приборы, тряхнул головой и промолвил:
– Так, время дарить подарки. Машенька, извини, но это не тебе. Понимаешь… – Научное светило немного замялось. – Егор мне жизнь спас.
Девушка ничего не уронила, не ахнула, не всплеснула руками: нет – просто нахмурилась и закусила губу. Спросила:
– Каким-нибудь необычным образом?
Папа вскинул брови: «Что происходит? Она, кажется, всё уже знает», – вслух же медленно произнёс:
– Угадала, доча… Я ему приснился, когда мне совсем уже плохо было. Но всё обошлось.
Тут самообладание, наконец, отказало Маше. Она со всхлипами бросилась к отцу, обняла тонкими руками за шею:
– Одну меня хочешь оставить, да? Мама ушла, теперь ты себя совсем не бережёшь…
Антон Григорьевич нежно поцеловал дочь в мокрую щёчку.
– Всё хорошо, хорошо… Я теперь, как новенький.
Маша, всхлипнув напоследок, вернулась на место, шёпотом бросила Егору:
– Ну, ты и шустрый… Где ещё побывал, пока все думали, что ты просто спишь?
Егор поперхнулся морсом, закашлялся и тут же получил неожиданно сильный удар от девичьей ладони между лопатками. Отлегло сразу.
Антон Григорьевич с улыбкой уже протягивал ему плоскую коробочку:
– Ну-с, братец, принимай, и без всяких там отговорок, не люблю.
Одариваемый взял коробочку, поддел пальцами крышечку. Под ней покоился некий блестящий предмет яйцеобразной формы без всяких там идентифицирующих признаков, слегка, впрочем, отливающий розовым.
– И… что это? – осторожно поинтересовался Егор – Тамагочи какой-нибудь суперсовременный?
Антон Григорьевич несколько обалдело посмотрел на него.
– Э-э-э… Нет. Хотя не знаю. Это может быть чем угодно, даже тем, чем ты сейчас назвал эту штуковину.
– И что мне с этой штуковиной делать?
Егор осторожно дотронулся до загадочного предмета.
Тут в содержательный разговор несколько бессодержательно встряла Маша:
– Папочка… это же, это же…
Она потянулась обеими руками вперёд, коснулась Егора, и тут…
…
